Приветствую Вас Гость!
Архив Следопыта
Меню сайта
Категории раздела
Мы живем в зеркальном, перевёрнутом мире, который называется, мир исправления. Творение не было завершено. Это было сделано намеренно, чтобы дать возможность человеку принять участие в процессе творения, став помощником и со-творцом Великого Архитектора, и потому — действительным хозяином сотворенного мира.
Наш опрос
Общение
Cтатистика
Онлайн всего: 13
Гостей: 13
Пользователей: 0
Поиск по сайту
Архив записей
- 2012 Февраль
- 2012 Май
- 2012 Июнь
- 2012 Июль
- 2012 Август
- 2012 Сентябрь
- 2012 Октябрь
- 2012 Ноябрь
- 2013 Май
- 2013 Июнь
- 2013 Ноябрь
- 2015 Декабрь
- 2016 Январь
- 2016 Февраль
- 2016 Март
- 2016 Апрель
- 2016 Май
- 2016 Июнь
- 2016 Сентябрь
- 2016 Октябрь
- 2016 Ноябрь
- 2016 Декабрь
- 2017 Апрель
- 2017 Май
- 2017 Июль
- 2017 Август
- 2018 Февраль
- 2018 Март
- 2018 Май
- 2018 Ноябрь
- 2018 Декабрь
- 2019 Январь
- 2019 Февраль
- 2020 Март
- 2020 Май
- 2020 Июнь
- 2020 Сентябрь
- 2020 Октябрь
- 2021 Апрель
- 2023 Март
- 2023 Июнь
- 2024 Февраль
- 2024 Март
Друзья сайта
************************
Помощь ресурсу
ЮMoney 410013775752608
************************
О чём бы ты не думал и кто бы ты
не был – ты помечен вечностью, высшим разумом Мироздания. Тебя выбрали, и ты родился. И ты всю жизнь будешь постигать тайну бытия. И если ты тот человек, именно человек Вселенной, тебе будет доверена тайна. Её передадут тебе и доверят тебе, и, если ты готов, то почувствуешь это, узнаешь своим внутренним состоянием, душой. С этого малого, начинается большое, то, что называется Жизнь, лично твоя, единственная в этом Мире и неповторимая.
Материя - есть равновесие добра и зла
Главная » 2012 Ноябрь 9 » Очерки о городе и его людях (продолжение)20:57 Очерки о городе и его людях (продолжение) |
Судьба человека - это сам человек Глядя на этого кряжистого, не по возрасту подтянутого мужчину, я даже с великой натяжкой не дал бы ему его 86 лет. Как-то один мудрец изрек: "Жизнь, как пьеса в театре: важно не то, сколько она длится, а насколько хорошо сыграна". И будь тот мудрец ныне жив, то исходя из своего афоризма, пожалуй, отметил бы, что свою жизнь-пьесу Павел Ильич Карпузович сыграл на "бис". В нем, как и в душах его сверстников, хранится почти вся история государства Российского периода ХХ века. Родился Павел Ильич в селе Вторая Николаевка в большой крестьянской семье, которая роскошью избалована не была. Как и все крестьянские дети, он рано познал тяжелый труд землепашца. Когда в 1926 году в селе образовалась коммуна с пролетарским названием "Равенство", семья Карпузович одной из первых вступила в нее. Уже в те годы Павел уверенно шел за плугом, умело скирдовал зароды, брался за любую крестьянскую работу. О таких часто говорят: "Он и жнец, он и швец и на дуде игрец". И не было в деревне лучшего заводилы нежели Пашка Карпузович. Активистом он числился и в сельской комсомольской ячейке. -Трудные, но счастливые были эти годы, проведенные в коммуне, - вспоминает ветеран. – Жили одной семьей. От работы не отлынивали, да и за большим коммунарским столом весело и активно "работали" ложками, а вечерами, забыв дневную усталость, пели и плясали. Почти до зари не стихала за околицей гармонь. Как-то Павлу и нескольким другим комсомольским активистам вручили направления на работу, далекую от крестьянства, - на железнодорожный транспорт. После краткосрочных курсов новоиспеченного железнодорожника назначили вначале стрелочником, затем старшим стрелочником. Отсюда, с железнодорожного транспорта, ушел Павел Ильич служить в Красную Армию. Летом 1939 года батальон, в котором проходил службу красноармеец Карпузович, был спешно переброшен в район реки Халхин-Гол, где шли бои между японскими интервентами и союзническими войсками МНР и СССР. Особенно крупные бои развернулись в августе между 6-й японской армией и советской 1-й армейской группировкой под командованием комкора Г.К.Жукова. Довелось понюхать пороха нашему земляку и во время советско-финской войны. После демобилизации Павла Ильича Карпузовича избрали председателем Сусловского сельпо. Но недолго он наслаждался мирной жизнью. Грянула новая, еще более жесткая война. И вот теплушка воинского эшелона уже везет солдата Карпузович к передовой. Их стрелковая дивизия, сформированная из сибиряков в городе Юрге, выгрузившись из эшелона, прямо с марша 15 июля 1941 года приняла свой первый бой под стенами Смоленска. Воевать сибирякам пришлось с вооруженным до зубов противником, имея против него лишь одну винтовку на двоих. -Держались мы до последнего, да и приказа отступать не было. Вот и попали в окружение. Выходили с боями. От бывшей дивизии не осталось и половины бойцов, - вспоминает старый солдат. За три года боев Павел Ильич был несколько раз ранен. Последнее, тяжелое ранение надолго приковало бойца к госпитальной койке, а через полгода его комиссовали. Как не просился солдат на передовую, врачи были категоричны – к воинской службе не пригоден. -Как мало промежутка между временем, когда человек слишком молод и когда он уже слишком стар, - задумчиво признается мой собеседник витая, вероятно, в памяти своей юности и встают перед его мысленным взором образы друзей-комсомольцев 30-х годов, однополчан… - Вглядываясь в прошлое, говорю себе: " Жизнь моя прожита не зря". И пусть это прозвучит высокопарно, но скажу словами американского драматурга и прозаика Теннесси Уильямса: "Жизнь, мне кажется, - это процесс самосожжения, а время – это тот огонь, который нас сжигает. Но человеческий дух огню поддается плохо…" Юрий КУДРЯШОВ Солдатская слава Боевые награды на груди фронтовика Семена Фадеевича Никитенко многое могут поведать о боевом пути их хозяина: Могилев, Курская дуга, Днепр, Варшава, Одер – да разве все перечислить пройденное им за время войны. Часто всплывает в памяти солдата та страшная война. Сколько друзей и однополчан оставил он на ее полях. Да и сам, весь израненный, долгих еще восемь месяцев скитался по госпиталям после праздничного салюта 9 мая 1945 года… Закончил страду тракторист Семен Никитенко и в июле 1941 года ушел на фронт защищать страну от ненавистного врага. Дома осталась молодая жена Софья, родители, младшие братья. Новосибирск стал местом подготовки будущих фронтовых разведчиков. До войны Семен Фадеевич прошел срочную службу в Хабаровске, что помогло ему совершенствовать военное ремесло. Подготовил взвод разведчиков, с которыми вместе впоследствии был отправлен на передовую. Здесь же, в Новосибирске, получил и весточку из дома о рождении первенца-сына. В начале 1942 года сержант Никитенко, в составе тогда еще Центрального фронта, оказался на передовой. Служил он в 55-м полку 40-й отдельной противотанковой бригады, с которой дошел до Одера. Немногословен фронтовой разведчик, больше рассказывает о боевых друзьях, вспоминая страшную бойню, унесшую миллионы жизней. Из многочисленных боевых наград Семена Фадеевича особенно выделяются два ордена Славы 2-й и 3-й степеней. И многое видится за этими боевыми орденами солдатской славы, ведь разведка всегда на переднем крае. И можно только догадываться о том, что пришлось увидеть и пережить солдату в том месиве войны. Фронтовые дороги вели сержанта Никитенко ближе к Берлину. Орденами Красной Звезды, Отечественной войны 2й степени отмечены подвиги разведчика на Курской дуге, на Днепровском плацдарме в районе города Рогачева… Не забыть ему и Могилевское шоссе, где "дали прикурить" фашистам при их отступлении из Могилева. На одной из переправ под Черниговом, случилось встретиться с братом – Степаном. Стали служить в одной батарее почти до окончания войны. Степан командовал огневым взводом, а Семен – взводом артиллерийской разведки. Не изгладится из памяти Семена Фадеевича и бой за Одер 22 февраля 1945 года. Фашисты яростно сопротивлялись. 17 атак отбили наши бойцы, удерживая плацдарм. 76-мм орудия обрушивали на врага от 16 до 25 снарядов в минуту. День смешался с ночью, время как бы остановилось. Фашистский танк выстрелил в орудие батареи, у которого находился Никитенко. Взрыв его снаряда взломал землю. Все померкло… Семен Фадеевич пришел в себя только в госпитале. Двенадцать ран получил солдат, лишился глаза. Весть о Победе он встретил в одном из госпиталей в городе Сызрани. Долгие месяцы длилось выздоровление разведчика, и только 21 октября 1945 года вернулся солдат в родное село. Николай ТЕРЕНТЬЕВ Назначение человека – делать добро "Жизнь дается на короткий срок, и она сама по себе – великое счастье", - считает старожил нашего города Александр Галактионович Романенко. 3 октября 1999 года Александр Галактионович отметил свой 80-летний юбилей. И с высоты прожитых лет, оглядываясь в прошлое, перебирая в памяти все совершенное им в жизни, он в полной мере может сказать себе: "Жизнь прожита не зря". Родившись в сельской глубинке, Александр рано начал работать. Некоторое время добывал для страны золотишко на Ивановском руднике в Тисульском районе, два года трудился на железной дороге, вначале проводником паровозов (была и такая должность), затем помощником дежурного по станции, а в феврале 1940 года его призвали в ряды Красной Армии. Война авиатехника Александра Романенко застала в Орловской области. В Орше наш земляк пережил первую бомбежку. От налета вражеской авиации полк краснозвездных "Ишачков" /И-16/ остался практически безлошадным. Ярость клокотала в сердцах молодых летчиков и техников. Они рвались в бой. Переформированный полк, в котором служил Романенко, был непосредственно подчинен штабу главного командования, и его, как правило, бросали на прорыв в самые ожесточенные сражения. Полк сражался под Курском, Керчью, Сталинградом… -Порой, - вспоминает ветеран, - наши летчики делали по 10-12 боевых вылетов в день, самолеты садились только на дозаправку и мелкий ремонт. Но зачастую приходилось буквально "штопать" фюзеляжи и плоскости самолетов от многочисленных пулевых и осколочных пробоин, удивляясь при этом, как вообще летчик смог дотянуть машину до аэродрома. На следующий год после победы солдат вернулся на родину и вновь пошел работать на "железку", пройдя многочисленные ступеньки должностной лесенки: весовщик-приемщик, сцепщик, составитель поездов, дежурный по парку, дежурный по станции Мариинск. В последней должности он трудился 18 лет, вплоть до выхода на заслуженный отдых. Время не повернуть вспять, к тому же оно измеряется не по длине, а по глубине. Неизмерима глубина жизни А.Г.Романенко. Вся его жизнь – энергичная работа, не бремя, а крылья творчества и радость от успешно завершенных дел. Крылатое выражение Владимира Ивановича Даля: "Назначение человека именно то, чтоб делать добро", как нельзя, кстати, подходит к Александру Галактионовичу Романенко. Иван ЕФРЕМОВ На семи ветрах Жизнь складывалась неровно, а значит, и нелегко. Хоть и слыл Гаврила Петрович Давыдов в Тюменево и даже за его пределами как мастеровой мужик, и любое дело – столярное или плотницкое – не отбивалось у него от рук, но прибытку в доме не наблюдалось. В семье-то девять человек. Такую ораву прокормить трудов стоило, да еще и одежку-обувку какую ни есть справить требовалось. Потому-то никого и не удивило в деревне, что средний сын Давыдовых – Тихон, когда ему едва минуло восемь лет, пошел батрачить по найму к сельским богатеям. Прошли еще долгие годы, пока очистительная волна революционных преобразований докатилась до сибирского захолустья. В Тюменеве, как и повсеместно окрест, организовалась коммуна, затем и колхоз. Конечно же, Тихон Давыдов видел свое место там, в объединенной крестьянской артели. К тому времени жизнь обкатала его, он успел пройти действительную службу в рядах Красной Армии. Отца уже не было в живых, братья, сестры обзавелись семьями, а он все оставался бобылем. Но не могло же так длиться без конца. Жизнь в колхозе год от года расцветала, да и личное счастье Тихону Давыдову все-таки улыбнулось. Но только начали они с Пелагеей Марковной на ноги становиться, как полыхнула война. Вряд ли надо говорить теперь, что легких фронтовых дорог у солдата не бывает. Сформированные глубоко в тылу полки и дивизии сибиряков направлялись в сорок первом на оборону столицы нашей родины – Москвы. В составе одного из подразделений в самое пекло боев попал и пулеметчик Тихон Давыдов. Немало врагов нашло себе успокоение на полях Подмосковья. Выстоял здесь, выполнил до конца свою миссию защитника родной земли воин-сибиряк. Однако понимал солдат, умом и сердцем постигал, что это лишь начало великой победы. Еще жарко, довольно туго приходилось советским войскам у стен Сталинграда. Туда и торопился с однополчанами Тихон Давыдов. Трудно перечесть, сколько схваток с врагом, жестоких и беспощадных, выдержал он, сколько раз ходил в лобовую атаку, отстаивая каждый метр политой кровью земли, сколько раз глядел смерти в глаза. Напоминанием всех дней и ночей той грандиозной битвы осталась самая дорогая медаль "За оборону Сталинграда". А потом был еще и 2-й Украинский фронт. Новые бои и сражения. Тяжелое ранение в ногу, контузия и еще ранение в голову и шею. И оказался солдат на госпитальной койке. Почти год колдовали над ним врачи и медсестры, но нога все же отказывалась повиноваться. На долечивание отправили Тихона Давыдова в Мариинск, в тыловой эвакогоспиталь. И то ли целительный воздух отчего края, то ли близость семьи, а возможно все вместе взятое, позволили ему подняться с постели. Но поначалу костыль, а впоследствии трость стали его спутниками при передвижении. Встал вопрос о трудоустройстве, о семейном материальном благополучии. Что там таить, не многие руководители отваживались тогда предложить инвалиду ту или иную работу. Кто-то посочувствует в душе, а кто-то, случалось, и холодно отвернется, но мир не без добрых людей. На железной дороге нашлось дело для Тихона Гавриловича Давыдова сначала на угольном складе, потом в частях военизированной охраны. Здесь в должности помощника начальника караула и прослужил бывалый воин долгие-долгие годы – до выхода на пенсию. Николай ТЕРЕНТЬЕВ Эти годы позабыть нельзя Все дальше уходят от нас грозные годы Великой Отечественной войны, когда в ожесточенных битвах с фашизмом советский народ, его армия отстояли нашу Родину. В годы войны не было ни одного дня, который можно бы было вычеркнуть из народной памяти. Каждый день войны был подвигом миллионов. Мариинец Василий Иванович Соболев родом со Ставропольщины. Был он шестым ребенком в крестьянской семье. Как и все мальчишки тех лет, мечтал о подвигах, любимым героем считал своего тезку Чапаева. Семья Соболевых была не из богатых, и Василию пришлось рано начать трудовую жизнь. Вначале работал подпаском, затем колхозным пастухом. Его счастливая юность окончилась с первыми словами правительственного сообщения о вероломном нападении фашистской Германии на Советский Союз. Буквально через несколько дней село провожало на фронт первоочередников. В их число попал и Василий. Сейчас, перебирая пожелтевшие любительские фотоснимки военной поры, он как бы вновь встречается со своими однополчанами, в памяти вновь проплывают фронтовые эпизоды. Вспомнилось старому солдату, как их, не обстрелянных юнцов, везли в теплушках к линии фронта. Не доезжая до передовой, эшелон разбомбили немецкие стервятники. Безоружные молодые солдаты, увидев прорвавшиеся неприятельские танки и цепи автоматчиков в серых мундирах, поспешили укрыться в ближайших зарослях камыша и подлеске. -Лежим мы вдвоем с земляком в камышах, - вспоминает Василий Иванович, - вдруг слышим шелест растений и над нами вырисовывается дородный немец с закатанными до локтей рукавами и наперевес с автоматом. "Ну, - думаю, - отвоевался ты, Вася". До сих пор не пойму: почему он нас не уничтожил или не взял в плен? Поглядел он на нас – испуганных "желторотиков", сказал что-то на своем языке, развернулся и ушел. Лежим мы, ни живы, ни мертвы. А к утру немцев на этом участке потеснили, и давай нас, оставшихся в живых, собирать. Вскоре, окончив в Новочеркасске краткосрочные курсы младших командиров, молодой сержант Василий Соболев принял под командование отделение автоматчиков. Где только не довелось воевать Василию Ивановичу. Особо тяжелые бои их гвардейская Глуховская дивизия вела на Курской дуге. До западных рубежей Советского Союза гнал врага гвардеец Соболев, прошагал пол-Европы, а весть о Победе встретил в Праге. Но на этом война для Соболева не закончилась. Их часть спешно перебросили на борьбу с "лесными братьями" Степана Бандеры. Будучи в Ивано-Франковске, познакомился бравый солдат с нашей землячкой, носившей исконно русское имя Василиса. Девушка работала в то время в госпитале. Осенью 1948 года, после его демобилизации, сыграли скромную свадьбу и приехали молодожены в Сибирь – не родину Василисы. Долгие годы трудился Василий Иванович помощником, затем составителем поездов на станции Мариинск. Смотрю я на этого русского человека с добрым, открытым лицом и с трудом верю, что он когда-то своими ласковыми, чуткими руками умело держал автомат, бросал под танки тяжелые связки гранат, что эти добрые глаза не раз смотрели в лицо смерти. Ю. ДУРНЕВ Навечно в строю Рано, очень рано Сережа Пальчиков породнился с землей. Отец умер молодым. В семье осталось пятеро детей. Жили тяжело, бедно. Как белка в колесе, крутилась мать Мария Васильевна, а проку было мало. Да и велик ли доход в единоличном хозяйстве, что с него возьмешь? Бывало, забежит соседка, поглядит на осунувшееся лицо матери, повздыхает, а потом запричитает над ней, сгорбившейся у корыта: - Васильевна, будет надрываться-то. Смотри, Сережка, какой вымахал, давно ему в поле пора. - Дарья, непутевое говоришь. Малец он. Но Сережа и сам понимал, как тяжело матери. Был ему десятый годок, когда пошел за плугом. А потом все самому приходилось делать: и косить, и сеять, и боронить, и снопы вязать. Когда в Белогородке организовался колхоз, Пальчиковы духом воспрянули. Всей семьей записались. Сергей, Иван, Андрюха, Агаша, Аня - все были работниками первостатейными, крестьянской закваски. А вот после армии Сергей вроде бы как на перепутье. Так получается. Не успел снять гимнастерку да со своей невестой Дуняшкой обговорить свадебные дела, а в дом уже пожаловали из Мариинска военком с командиром части. - Нам, товарищ Пальчиков, младшие командиры нужны, - сказал высокий военный человек с четырьмя "шпалами" на петлицах, - приглашаем вас для продолжения службы. А комиссар добавил: - Военкомат рекомендует вас как опытного сержанта. И председатель тут как тут. Трактор сулит. Заждались, мол, Сергей Прокофьевич. … Дом Пальчиковых заполнялся веселым гомоном. Мужики степенно расхаживались у большой стенки и негромко беседовали о колхозных делах, об охоте и рыбалке. Молодежь шумливо помогала накрывать на стол. Разогретый комнатный воздух пронзили запахи: соленого, жареного, стряпанного. К Сергею подбежал младший брат Андрей, дернул за рукав белой рубашки и горячо зашептал на ухо: -Сергей, неужели при всех целоваться будешь? – и, не дождавшись, когда старший брат даст оплеуху, выскочил за дверь. А окна уже залепила соседская детвора. Их носы, прижатые к стеклам, то краснели, то бледнели сплющенными пятачками. По кругу пошли приземистые стопки с горькой настойкой и горластые белогородские девчата, словно наперегонки выводили припевку: Ну, какая там любовь; Ты - домой, и я домой, А по- нашему любовь: Ты – домой и я – с тобой. Через стол, напротив невесты, загремел баритон, нажимая на "о": Ох, девки! – Што? А меня-то, пошто? Третий год уже не женят, Берегут на што?.. Когда застонала трехрядка, на середину комнаты вышли молодые. Дуняша, подбоченясь, лебедем проплывала по кругу. А за нею Сергей в высоких хромочах, с достоинством, не по-ухарски, отбивал коленце за коленцем. Старики прищурясь, говорили: - Быть Сережке начальником, стать-то командирская… …В полку НКВД Пальчикову дали отделение. Вскоре они с Дусей переехали в Мариинск, поселились в небольшой комнате. Зажили в добре и согласии. В 1935 году появилась на свет шустрая Валька, вслед за ней степенная Томка. Радовалась Евдокия Филипповна, что счастье весенним хороводом входит в их дом. О такой жизни и мечталось: любимый муж, здоровые дети, забот много, но они в радость, а не в тягость. Вот только Сережа редко дома бывал, но ведь у него служба. А служба у сержанта Пальчикова была напряженной, ответственной и подчас опасной. С прибытием новобранцев Сергей проводил в день по шесть часов занятий. Изучал с молодежью основы стрелкового дела, материальную часть винтовки и пулемета, строевую подготовку, текущую политику. А вечером приходилось заступать в караул. Однажды его вызвал начальник штаба и показал фотографию женщины: -Вы, конечно, знали эту одинокую колхозницу. Вчера к ней попросились переночевать трое мужчин. Они убили гостеприимную хозяйку, скрылись, прихватив кое-что из имущества. Собака след не взяла. Вам следует переодеться и выйти на станцию. Ранним утром Пальчиков отправился в путь. Он внимательно присматривался к встречным, у некоторых проверял документы. Все это были жители окрестных деревень. Одни только что сошли с поезда, другие спешили на работу. Из разговоров с людьми Пальчиков узнал, что трое незнакомцев, не доходя до станции, свернули в сторону и направились вдоль железнодорожного полотна. "Видно, побоялись здесь садиться в поезд, и пошли на соседний полустанок, - рассуждал Сергей. – Полустанок глухой, безлюдный, там можно спокойно отсидеться до прихода очередного поезда". Раздумывая над создавшимся положением, он подошел к станции. Отсиживаться здесь не было смысла. Как же сообщить сведения начальнику поисковой группы? Он где-то в тайге, связаться с ним невозможно. Значит, остается одно, преследовать на свой страх и риск троих бандитов. Пальчиков быстро зашагал по шпалам. Впереди пыхтел парами паровоз. Машинист согласился довезти его до разъезда. В пути Сергей и паровозники приглядывались к кустам, осматривали каждую лощинку, но ничего подозрительного не обнаружили. Вот и разъезд. Маленькая железнодорожная будка да два домика в стороне. -Что ж, товарищи, - крикнул он, - если уж помогать, то до конца. Я проверю вон те домики, а вы в случае чего на помощь. Осмотр первого строения ничего не дал. "Наверно, и здесь пусто, - подумал Пальчиков, заглядывая в щель второго домика, но сразу же отпрянул в сторону. Там сидели на полу трое и тихо разговаривали. Рядом стояла начатая бутылка водки. Сергей обернулся к паровозу и дал знак железнодорожникам. Затем, быстро открыв дверь, скомандовал: - Встать! Выходи! Бандиты вскочили. В их глазах на секунду плеснулся испуг, но тут же они пришли в себя. За кого нас принимаешь, служивый? – спросил долговязый, протягивая руки к брошенной в угол куртке. – Грибники мы. Стоять смирно, руки по швам! – твердо сказал Пальчиков и направил на долговязого ствол револьвера…. … Беда нагрянула неожиданно. Летом 1941 года началась война. С каждым днем все тревожнее становились сводки Информбюро. Сергей стал добиваться отправки на фронт. Двадцать второго февраля 1942 года провожала Евдокия на станцию мужа. Всей семьей шли они за телегой по свежему скрипучему снегу, и Сергей наказывал жене: - Смотри, Дуся, в случае чего. Пусть дочки при тебе... Ну, чего ты раскуксилась, не горюй. Нету у фашиста для меня пули. Первое письмо получила Евдокия Филипповна из Бердска. Сержант Пальчиков писал: "Поставили меня командиром отделения. Дело для меня хорошо знакомое. Днем и ночью усиленно готовим красноармейцев, чтоб наверняка бить фашистскую вражину. Командование настойчиво предлагает мне и Рыбникову идти в офицерскую школу. Рыбников согласие дал, а я отказался. Требую, чтобы направили на передовую. Нечего зря время проводить в тылу, лучше дать пользу родине на переднем крае, а то один будет тут сидеть да другой, а война продолжается, немец наглеет с каждым днем…" Потом письма приходили из-под Ленинграда, бодрые, радостные. И радоваться было чему. Советские войска яростно разносили пресловутый "северный вал", который фашисты совершенствовали 900 дней и ночей. 1428 артиллерийский полк, в котором Пальчиков был командиром орудия, на подступах к Ропше действовал в составе подвижной танковой группы. Гитлеровцы бешено огрызались, поставив свою артиллерию на прямую наводку. В районе разъезда Иваново подвижная группа попала под плотный огонь противника. Вот как об этом бое вспоминает бывший командир 1428 артполка Герой Советского Союза полковник в отставке Владимир Александрович Борисенко: "Наши подразделения остановились. Как действовать дальше? Медлить нельзя. Посоветовавшись с полковником Оскотским, я приказал командиру дивизиона майору Дикову выдвинуть орудия на огневые позиции впереди наших танков и уничтожить наиболее опасные цели. Как только наши батареи открыли огонь, фашисты обрушили на них шквал снарядов. Орудийный расчет сержанта Сергея Пальчикова вступил в поединок с батареей 150-миллимитровых орудий противника. -Не дрейфь, ребята! – крикнул Пальчиков. – Дадим фрицам прикурить. И дали! Первым же выстрелом вражеское орудие было выведено из строя. -Одному капут! – радостно проговорил наводчик. - Его голос потонул в громе разорвавшегося снаряда. Это второе орудие противника засекло пушку Пальчикова. Над головами бойцов завизжали осколки. Один из них, угодив в дерево, срезал его, как былинку. Комья мерзлой земли градом посыпались на нашу огневую позицию. Но ни один из артиллеристов даже не пригнул головы. Видали и не такое! Резкий звук очередного выстрела – и второе орудие врага замолчало. Успех окрылил воинов. - Другому капут! – словно докладывая, крикнул наводчик. Третьего выстрела нашей пушки не последовало. Фашистам удалось накрыть расчет Пальчикова. В живых остался один сержант. Он подскочил к пушке, быстро осмотрел прицел, поворотные механизмы. Все в порядке. Орудие цело, можно стрелять. Пальчиков не думал о том, что он один должен работать за подносчика, заряжающего, наводчика – за весь орудийный расчет. Он знал, что надо стрелять, что пока цела пушка и около нее есть хоть один человек, они должны бить по врагу. Сергей бережно взял из неподвижных рук поникшего у лафета заряжающего снаряд и, привычно послав его в казенную часть, припал к прицелу. Вот оно, вражеское орудие. Медленно поворачивается его ствол в сторону пушки Пальчикова. Сейчас все решают секунды, кто быстрее… Цель в перекрестии панорамы. Застыл ствол вражеского орудия… Выстрел, и почти одновременно взрыв. Пальчиков опередил врага! Немцы совсем озверели. И было от чего! Одна легкая 76-миллиметровая пушка вывела из строя три 150-миллиметровых орудия! Пальчиков бросился за новым снарядом. Еще посчитаемся, проклятые фрицы! Но… Вздрогнула земля, ударило пламя в глаза. И сразу легким, чужим стало тело… Когда к сержанту подбежали друзья из соседнего расчета, Сергей был без сознания. Его мужественное, опаленное войной лицо было обращено в затканное серой пеленой тяжелое зимнее небо. Из помутневших глаз по лицу Сергея скатились две крупные капли и смешались с его же кровью, обильно полившей ленинградскую землю". У боевой славы быстрые крылья. Летит она по проводам и в эфире, передается из уст в уста, ее разносят приказы и боевые донесения, газеты и листки -"молнии". Так разлетелась слава и о подвиге сержанта Пальчикова в полку, корпусе, армии. Об этом вскоре узнали все воины фронта и население города-героя. Указом Президиума Верховного Совета СССР от 21 февраля 1944 года сержанту Сергею Прокофьевичу Пальчикову было посмертно присвоено звание Героя Советского Союза. А за орудие старшего брата вскоре встал младший Андрей, бывший тракторист из Белогородки. …Однажды Евдокия Филипповна Пальчикова получила приглашение командира части приехать на открытие памятника С.П. Пальчикову, навечно зачисленному в списки своей части. Торжественным и чуточку суровым был митинг, посвященный открытию монумента Сергею Пальчикову. Один за другим выступали воины. Они говорили о подвиге отцов, о том, как нужно быть солдатом, о своих успехах в боевой и политической подготовке. Отныне здесь, у монумента, - сказал командир, - караулы будут получать боевой приказ, новобранцы принимать присягу, здесь, перед лицом своего однополчанина, мы будем отчитываться о выполнении своего девиза: "Служить Родине по-Пальчиковски". И как-то в Гостилицы, что неподалеку от Ленинграда, приезжал внук героя Сергей. Долго стоял он у могилы, в которой похоронен Сергей Прокофьевич Пальчиков, а потом, обняв скромный обелиск с пятиконечной звездой, сказал: -Дедушка, я привез тебе привет от твоих однополчан. Та улица, по которой ты ходил на службу, носит твое имя. Солдаты построили тебе памятник… Сережа высыпал из светлого мешочка сибирскую землю на могилу деда и бережно набрал ленинградской. Михаил КОНЦЕВИЧ Красный партизан С первых дней Великой Отечественной войны советский народ поднялся на борьбу против фашистских захватчиков. Гитлеровская армия наступала так стремительно, что в тылу врага оказались части Красной Армии, которые с боями пытались прорваться через линию фронта и соединиться с основными силами. Те, кому это не удавалось, оставались партизанить. Такая судьба постигла и Андрея Денисовича Мацапуру. Уроженец Гомельской области, он в 16 лет поехал поступать в политехнический университет, что в Минске, где и застала его война. Всю молодежь забрали в действующую армию прямо из-за экзаменационных парт В первые же дни боев, почти на границе, его часть попала в окружение, и они ринулись на прорыв. Шли на Киев. С боями вышли к городу, но оказалось, что линия фронта ушла еще дальше. Двинулись к Чернигову. Здесь с жестокими боями пытались соединиться с главными силами, но безуспешно. После этих боев не досчитались половины личного состава. Решено было остаться в Брянских лесах партизанить. Отряд, в котором Андрей Денисович воевал, назывался "Смерть фашизму" и находился под командованием М.И. Наумова. Отряд тесно сотрудничал с соединениями А.Ф. Федорова и С.А. Ковпака. - Первые месяцы мы просто, как говорится, хулиганили, не нанося сокрушительных ударов. То вражескую колонну обстреляем, то подорвем железнодорожное полотно, - вспоминает Андрей Денисович. Да, может это и так, но такие удары наносились повсеместно и вместе взятые давали огромный эффект, отвлекая силы противника на борьбу с партизанами и охрану важных объектов, особенно коммуникаций, которые все больше растягивались. В скором времени отряд "Смерть фашизму" связался с Москвой, и им выслали рацию. Отряд стал действовать уже под командованием Центрального штаба партизанского движения. В тылу врага к тому времени уже действовала огромная партизанская армия. Андрей Денисович и сейчас помнит партизанскую клятву: "Я, красный партизан, даю свою партизанскую клятву перед своими боевыми товарищами – красными партизанами, что буду, смел, дисциплинирован, решителен и беспощаден к своим врагам. Я клянусь, что никогда не выдам своего отряда, своих командиров, комиссаров и товарищей партизан. Всегда буду хранить партизанскую тайну, если бы это даже стоило моей жизни. Я буду, верен до конца своей Родине, партии и товарищу Сталину. Если же я нарушу эту священную клятву, то пусть меня постигнет суровая кара". В 1942 году по приказу командования отряд перебазировался в Белоруссию, оборудовал лесной аэродром, начал получать боеприпасы, продовольствие и отправлять на "большую землю" раненых. В Ставке понимали значение партизанского движения, более того, искусственно расширяли его. Так, отряду Андрея Денисовича было приказано, когда потребовалось, оставить леса Белоруссии и обосноваться на Украине, где размах партизанского движения был еще невелик. -Надо сказать, что немец очень нас боялся. Нам даже не приходилось рыть землянки в лесу. Отряд в тысячу человек легко выбивал немцев из деревень, где мы и расквартировывались, неделями и больше удерживая населенные пункты. Один раз даже город Емильчино удержали целый месяц. Никакого мародерства не случалось. Помню только единый случай, когда за настенные часы на моих глазах расстреляли человека. Огромную партизанскую армию обеспечить провизией, одеждой и оружием командование, конечно, не могло. Одевались либо в немецкое, либо в то, что давали местные жители. Оружие и продовольствие отбивали у вражеских колонн. Припомнился Андрею Денисовичу и еще один интересный эпизод из партизанской жизни: -Как-то мы вошли в деревню, взяли в плен неприятельского подполковника, потом обычная суета. Под утро выхожу на крыльцо дома, подъезжает колонна подвод с продовольствием. Едут немцы, а я в форме того самого подполковника. Старший немецкой команды, как у них положено, выкинул руку: "Хайль Гитлер", я ему тоже махнул, а по-немецки ни слова не знаю. И в этот момент с чердака заговорил наш "максим". Так всех фрицев и положили. С большой любовью Андрей Денисович вспомнил свой ручной пулемет Дегтярева: -Мой "товарищ" никогда меня не подводил. Я даже и не чувствовал его веса в 12,5 кг. Бывало, бежишь в атаку с ним наперевес, стреляешь, а сам ничего и не слышишь, даже на морозе пальцы об металл не обжигаешь. В 1944 году в районе города Ровно отряд соединился с частями Советской Армии и был расформирован, а партизаны влились в ее ряды. Войну А.Д. Мацапура закончил 14 мая 1945 года в Чехословакии, откуда в спешном порядке их соединение перебросили на Дальний Восток, где пришлось колотить самураев. Три ордена красной Звезды, ордена Отечественной войны 1-й и 2-й степеней и ряд боевых медалей хранит солдат второй мировой. Но самой дорогой все же считает свою первую награду - партизанскую медаль. После войны приехал Андрей Денисович погостить к брату в Мариинск, да тут и остался. Очень уж понравилась Сибирь старому партизану. Трудился каменщиком, плотником а последнее место работы – школа ДОСААФ, откуда с почетом вышел на заслуженный отдых. А молодому поколению пожелал: учиться, трудиться и любить свою Родину! (1999 г.) Наталья ЛЕБЕДИНСКАЯ Помнить всегда …Мы раскрутили проволоку и открыли ворота, из которых валом хлынула огромная толпа истощенных, грязных и оборванных людей. Сколько их было, знать не могу, но выходили из лагеря они очень долго, а подсчитать их не представлялось возможным. Передвигались многие из них с трудом, шли хаотично, с нами в разговор не вступали. Мы, ошеломленные увиденным, тоже… А началось все с того, вспоминает ветеран войны и бывший ветеринарный врач Иван Яковлевич Дюмин, что 429-й артиллерийский гвардейский полк орденов Богдана Хмельницкого, Александра Невского и Красной Звезды должен был 12 января 1945 года в составе 71-й легко артиллерийской бригады 4-й танковой армии произвести с Вислинского плацдарма артподготовку или, на военном языке, «вспашку глубоко эшелонированной обороны» противника. Чтобы пушки всего полка могли без промаха стрелять по 14 огненным валам, необходимо было подготовить топографические данные, что и было поручено старшему разведчику-топографовычислителю Ивану Дюмину, которому едва перевалило тогда за двадцать. К рассвету задание было выполнено. Сигнал для артподготовки или «вспашки переднего края противника» и перенос огня вглубь на другие огненные валы, как всегда, прицельно точно производила минометная установка «Катюша». После успешного проведения операции дана была команда собираться в поход « для преследования и уничтожения оставшихся в живых фашистов». - И вот во время одной короткой передышки вызвал меня начальник штаба полка и приказал разведать, где на нашем направлении находятся немецкие войска, - рассказывает ветеран. – Для этой цели в мое распоряжение выделили четырех человек, и мы двинулись, соблюдая осторожность и маскировку, по указанному маршруту. Сколько прошли километров, сказать не могу, но подошли мы к каким-то непонятным стенам, сверху обнесенным колючей проволокой, за которыми слышен был шум человеческих голосов. Один из моих разведчиков предположил, что внутри находится лагерь для пленных. Шумел этот лагерь, как растревоженный улей. Мы подошли к воротам – они оказались закручены проволокой. Осмотрелись – охраны не было, мин тоже. Тогда мы раскрутили проволоку и открыли ворота, из которых валом хлынула огромная толпа истощенных, грязных и оборванных людей. Сколько их было, знать не могу, но выходили из лагеря они очень долго, а подсчитать их не представлялось возможным. Передвигались многие из них с трудом, шли хаотично, с нами в разговор не вступали. Мы, ошеломленные увиденным, тоже… В лагерь заходить, о чем просили бойцы, я запретил: вдруг он заминирован? Проводив взглядами пленных, среди которых было много евреев, русских, поляков и чехов, мы вернулись в свой полк, где я доложил обо всем начальнику штаба. Он сказал мне, что мы освободили узников лагеря смерти – Освенцима. А в 1947 году, когда Иван Дюмин служил уже в Германии, ему довелось-таки побывать в лагере смерти, но, к счастью, – в качестве экскурсанта. Как выяснилось, в двенадцати километрах от г.Вельтен, где располагался его зенитный артиллерийский полк, в другом немецком городе, Ораниенбурге, служил двоюродный брат Ивана – Василий, с которым они давно не виделись. Взяв увольнительную, Иван отправился к нему. По иронии судьбы брат охранял пленных фашистов в лагере Закценхаузен, где еще совсем недавно в нечеловеческих условиях томились и погибали от зверских пыток советские и другие военнопленные. То, что показал Василий, Дюмин запомнил на всю жизнь. …Зона была обнесена каменной стеной, в верхней части которой располагались замурованные железные кронштейны. К ним крепилась колючая проволока, по которой проходил ток высокого напряжения. На территории лагеря возле одного из бараков была установлена двенадцатиметровая виселица с железным блоком, через который пропускался гибкий металлический трос с петлей на конце. Внизу стоял электромотор со шкивом, на который во время включения двигателя наматывался трос, и пленный с петлей на шее взмывал вверх на глазах всего лагеря. Немцы любили устраивать «показательную» казнь. Заключенных сгоняли во двор лагеря, заставляя смотреть, как издеваются над очередной жертвой. Виселица здесь была не одна, вторая, отличалась от первой еще более изощренной конструкцией. «Провинившегося» крепко пристегивали за ноги к наземной доске, накидывали на шею петлю и заживо раздирали человека. Было также несколько комнат для умерщвления пленных. В одной медики-профессора проводили «опыты» над людьми, привязывая их ремнями к топчанам и смазывая тела жидкими ядовитыми газами, пытаясь при этом отыскать эффективное противоядие. От дикой боли пленные исходили криком и умирали. В одну из комнат под предлогом дезинфекции от вшей несчастных заводили целыми партиями, герметично закрывали дверь и сверху пускали удушливый газ. Была даже комната «для измерения роста». Ничего не подозревающего человека просили выпрямиться и плотно прижаться спиной к стене, опускали на голову планку ростомера и через незаметное отверстие в стене простреливали ему голову. Палачи назначались из числа самих же пленных, которых, в конце концов, ждала та же беспощадная участь. Все жертвы сжигались в печах крематория, рядом с которым и производились все пытки. Иван Яковлевич невольно морщится от вновь всплывшей в памяти жуткой картины: за территорией лагеря – груды человеческих костей, мужской и женской обуви, и волосы, волосы – очень много человеческого волоса, из которого циничные немцы умудрялись даже производить некоторые виды товаров. «Например, паласы, - говорит ветеран и снова болезненно морщится. – Я даже подозреваю, что много лет назад купил себе такой же. Когда начинаю чистить пылесосом, из него все время лезут какие-то волосы». Наверняка это разыгравшаяся мнительность на нервной почве, ведь даже молодым ветеран часто не мог заснуть от собственных воспоминаний, пытаясь хоть как-то понять человеческую природу: «Откуда в людях такая жестокость? И как же нелюди не боятся возмездия судьбы?». (Гвардии сержант Иван Дюмин начал войну на Ленинградском фронте, а закончил – на Первом Украинском, в Польше. Бывший разведчик награжден орденами Отечественной войны второй степени и Красной Звезды, медалями «За боевые заслуги» и (польской) «За свободу и независимость».) Григорий МИШИН Никто не хотел умирать С малых лет я интересовался военной наукой и мечтал стать военным. Гордился первыми маршалами Егоровым, Тухачевским, Блюхером, генералами Жуковым, Антоновым и другими. Немножко завидовал тем, кто уходил служить в Красную Армию защищать свое Отечество. Не дождавшись своего призыва, в семнадцать лет добровольно ушел на фронт. Служить мне довелось в составе 22-й Сибирской добровольческой Рижской стрелковой дивизии. За два года, девять месяцев и 23 дня прошел с боями не одну тысячу километров. Это официальная справка, в ней не учтено время на всякие формирования и лечения в госпиталях. Как жестока была навязанная нам эта война. Никто не хотел умирать, но были такие моменты, что смерть не раз смотрела в глаза и она не была страшна. В конце сентября 1942 года 19-й Сибирский добровольческий корпус прибыл под Москву. Местом боевых действий корпуса стали дальние подступы к столице в районе города Белый, севернее Смоленска. Немецкое командование уделяло большое внимание обороне этого участка фронта. Здесь были сосредоточены отборные части противника. И вот поставлена боевая задача: прорвать оборону противника. Утром 25 ноября началась мощная артиллерийская подготовка, продолжавшаяся более полутора часов. С боевой задачей воины дивизии справились. В результате упорных боев с 25 ноября по 15 декабря дивизией было освобождено около 50 населенных пунктов. 7 января 1943 года части нашей дивизии, по приказу командования Калининского фронта, из-под города Белый были переброшены в район Великих Лук. Этот старинный русский город, занятый неприятелем, был, замкнут нами в кольцо. Немецкий гарнизон сопротивлялся ожесточенно. Начальнику окруженного гарнизона генералу Зассу Гитлер обещал переименовать город Великие Луки в Зассенбург, если он сумеет удержать его. Но этого не случилось. 25 января радио передало благодарность Верховного Главнокомандующего частям, освобождавшим город Великие Луки. Забегая вперед, скажу, что в январе 1946 года в этом городе состоялся открытый суд над фашистским генералом Зассом и его главными подручными. Девять военных преступников были приговорены к смертной казни. 19 апреля 1943 года Сибирскому добровольческому корпусу было присвоено звание гвардейского. Гвардейской стала и наша 150-я дивизия, она получила наименование 22-й гвардейской. Летом 1943 года на фронтах развернулись жаркие сражения. Сибирский гвардейский корпус, в который входила и наша дивизия, получил задание начать наступление на Спасско-Демьяновском направлении. Перед Ельней немцы сосредоточили большие силы всех родов войск. Высота с отметкой 233,3 была опоясана несколькими линиями траншей, глубокими противотанковыми рвами. На высоте было более 400 блиндажей в 8-10 накатов. Там же было более 200 дзотов с врытыми в землю стальными колпаками. Здесь были сосредоточены десятки артиллерийских и минометных батарей, все подступы и подходы к высоте густо заминированы. 7 августа наш корпус начал наступление. Четверо суток непрерывно гремел жестокий бой, одновременно вели огонь по высоте до десяти артиллерийских полков и наши "катюши". На высоту обрушено было свыше 90 вагонов снарядов и бомб разного калибра. 11 августа сопротивление врага было окончательно сломлено, на высоте взвилось Красное знамя. В истории дивизии бой за высоту 233,3 является одним из самых героических. Здесь остались, навечно, лежать братской могиле четыре с половиной тысячи наших земляков. В том числе в этом бою погибли новосибирский поэт Борис Богатков, героический командир нашего артдивизиона капитан Федоров, который своим примером поднял в атаку сибиряков. Кажется, это было вчера, но это случилось 11 августа 1943 года. Когда мы заняли немецкие блиндажи на высоте 233,3, фашисты не смирились с потерей важного стратегического пункта и как могли огрызались. Налетели немецкие самолеты и стали нас бомбить. Одна 500-килограммовая бомба упала на блиндаж, где мы укрылись. От удара порядком тряхнуло, но, к счастью, бомба не разорвалась: то ли была замедленного действия, то ли дефектная. А когда мы выскочили из укрытия, то прямо в центре блиндажа увидели торчащий бомбовый стабилизатор. Правда, там было восемь накатов, но от такого подарка, сработай он, от нас осталась бы только пыль. А нас в блиндаже человек двадцать: командиры рот, батарей, связисты, разведчики. Вспоминается и еще один яркий эпизод. Только начиналось наступление под городом Белый. Наша восьмая батарея третьего дивизиона, 48 артполка расположилась в окрестностях деревни Новая. Прямой наводкой, одну за другой, отбивали контратаки танков и пехоты противника. Было разбито одно наше орудие, кончались бронебойные снаряды. А немцы все лезут и лезут. Надо было срочно ехать за снарядами на склад, а это от места боя километров за пятнадцать. Тогда командир батареи капитан Анисимов дает мне приказ: взять две парные брички с ездовыми и, немедленно, галопом за снарядами! И вот, когда мы уже возвращались с боеприпасами, попали под обстрел вражеской артиллерии. Немцы били по большаку. Они брали нас в вилку, разрывы все ближе и ближе. И вдруг грохот, тяжелый снаряд ложится на дорогу, между повозками, нас засыпает землей, но, к нашему счастью, как и та злосчастная бомба, снаряд не разрывается. Едем дальше, и вскоре попадаем в непонятную ситуацию. Нас встречают советские передовые части, и не пропускают дальше, заявляют, что в деревне Новая - немцы. Какие немцы, - кричу я суматошным голосом, - там наша батарея и артиллеристы ждут снаряды. – Даю ездовым команду: по коням и галопом. Боеприпасы были доставлены вовремя и – к делу. Нашими бронебойными были подбиты еще четыре фашистских танка, рассеяна пехота и они повернули назад. А мы стояли и выстояли. Это два из многих боевых и трагических эпизодов, а, сколько их было прежде и ожидало впереди – не счесть. В том числе ранение и контузии, успехи и неудачи… Командование Сибирской добровольческой дивизии подвело итоги боевого пути. Гвардейцами-сибиряками было пройдено 2700 километров по Калининщине, Смоленщине, Белоруссии, Латвии до берегов Балтийского моря. Пять раз салютовала Москва в честь успешных боевых действий сибиряков-гвардейцев. Боевыми орденами и медалями награждено 14055 солдат, сержантов и офицеров. Двадцать шесть воинов из 22-й дивизии участвовали в параде Победы на Красной площади в июне 1945 года. Алексей ЖДАНОВ …И первый бой Наш воинский эшелон на малой скорости подходил к станции Веймарн. Локомотив, тяжело пыхтя, тащил длиннющий состав осторожно, как бы подкрадываясь к своей конечной цели. От самого Ленинграда его сопровождали три истребителя. И цель оправдывала средства. Ведь в вагонах находились не только солдаты-ополченцы. В сцепе были платформы с орудиями и боеприпасами, теплушки с конями, нужными для подтягивания пушек. Состав, лязгнув буферами, остановился. Самолеты сопровождения, разворачиваясь на обратный курс, прощально покачали нам крыльями. Тут же последовала команда взводного на построение. Была поставлена задача на быстрейшую разгрузку эшелона. Винтовки составлены в козла, скатки шинелей сложены в определенное место и работа закипела. Выводились кони, выносились ящики с патронами, снарядами, минами и гранатами. Командиры окриками подстегивали: "Быстрей, быстрей, ребята, разворачивайтесь!" И вдруг как гром среди ясного неба раздались частые, отрывистые гудки паровоза. -Воздух! – донеслось предупреждающе. Вдоль эшелона с ошеломляющим воем стремительно пронеслись два "мессера". Сделав разворот, они застрочили из всех своих пулеметов. В это же время семерка "юнкерсов" на небольшой высоте замкнула меж собою круг, как бы высматривая, куда бы поэффективней сбросить свой смертоносный груз. "Мессеры", проутюжив эшелон с хвоста до головы, уступили место бомбардировщикам. Кружась по большому замкнутому кругу, они один за другим срывались в пике. Тяжелые бомбы рвались с короткими интервалами. Все слилось в один гул. Море огня. Вздыбленная земля. С визгом проносящиеся осколки и куски железа. Вой сирен, вмонтированных для устрашения в хвостовое оперение бомб, дополнительно подавлял психологически наших бойцов. Один "очкарик" из ополченцев, по всей вероятности студент, вдруг завопил: "Гады, куда стреляют, ведь здесь же люди! Так и убить могут…" А фашистские стервятники выполняли свою работу безнаказанно. Наших истребителей нигде не было видно. Здорово досталось нашей дивизии. В один миг мы потеряли несколько десятков человек убитыми и ранеными. Погибло множество лошадей, два вагона с боеприпасами. Заняв круговую оборону, мы продолжали разгрузку на свой страх и риск. Но фашисты вернулись, и ад из огня и металла вокруг нас возобновился. И тут каждого из бойцов одолела злоба. Стихийно изо всех видов оружия открылась пальба по пикирующим самолетам. "Хоть бы одного обнаглевшего гада кокнуть", - каждый таил надежду. Но где там, если даже прицелы не были установлены в соответствии. Воздушные немецкие пираты, отбомбившись и словно насмехаясь над нами, уходило целехонькими. С наступлением сумерек, наевшись и пополнив боезапасы, вышли на позиции. До самого рассвета зарывались и зарывались в землю без отдыха и перекура. А в небе все противно гудит фашистский "костыль" - разведчик-корректировщик. Так окрестили бойцы самолет немцев, чем-то схожий с нашим "У-2", за его трубу-перископ. Еще надоедливей зависал над головой "Фокке-Вульф", а по-нашему "рама". Наступило утро 14 июля 1941 года. И не успели мы разместиться и замаскироваться в своих укрытиях, как были подвергнуты жесточайшему артиллерийскому и минометному обстрелу. Несмотря на нерассеявшуюся сумрачность, из-за кромки леса навалился целый косяк "юнкерсов". И пошло, поехало… Порой казалось, что земля встает дыбом. Бомбы сбрасывались на лес и колки, где были укрыты боеприпасы, лошади и машины. Авиация еще не доделала своего черного дела, как с фланга кто-то крикнул: "Братва! Идут, гады!" Из-за колков растягивались пехотные цепи. Фрицы шли во весь рост, многие с непокрытыми головами, с засученными рукавами. Уже слышны были их гортанные выкрики. Фашисты наводнили собой всю местность, проглядывающуюся из наших укрытий. Ускоряя бег, они открыли такую трескотню из автоматов, что не расслышать было друг друга. Мы, не дожидаясь команды, дали ответный огонь. С флангов наших позиций заговорили пулеметы. Из-за наших спин стали проноситься снаряды. Немцы заметались. Я уже менял пятую обойму с патронами в свою "драгунку", добивая близко выдвинувшихся к окопу фашистов, как вижу, наступающие цепи залегли. Некоторые зигзагами отползали к спасительному кустарнику. Наши пушкари, укладывая снаряды в самую гущу людскую, сбили с фрицев спесь. В течение дня мы отразили несколько таких яростных атак. Впоследствии узнали, что нам здорово помогла 505-я гаубичная батарея, когда в помощь пехоте появились немецкие танки. К заходу солнца противник повторил свой наскок. Четыре танка выползли неожиданно. За ними двигались автоматчики, но не так уже резво, как утром, это были из битых уже нами. Они враз приостановились, как только тормознул танк. Но вот последовали один за другим прицельные взрывы. Это усекла фашистскую вылазку 505-я. На поле заполыхали сразу три костра. И только четвертый танк задом уполз в кусты. Бой затих. Но перед рассветом следующего дня, после часового обстрела из тяжелых орудий, немцы бросились в новую атаку. Отбив ее, мы сами высыпали из траншей и рванулись вперед. Не помню, отдавалась ли на то команда. Фрицы показали нам свои зады, беспорядочно отстреливаясь. Повторив контратаку, мы заняли деревню Ивановку, и продолжительное время удерживали ее. Многих дорогих товарищей мы потеряли в тех боях. Но и немцев наколотили грудами. Но главное – убедились, что враг не всесилен, бить его можно. Не помогает ему ни одурманивающий шнапс, ни девиз "С нами Бог", выбитый на пряжках ремней. Возможно, и Бог в те дни был на нашей стороне. А мы почувствовали больше уверенности в собственных силах. |
|
|
| Всего комментариев: 0 | |
Copyright MyCorp © 2024 | 