20:15 Очерки об истории мариинской газеты Вперёд |
В огне гражданской родилась, Звала людей за власть Советов, Звала, крепила эту власть Моя сибирская газета. И в годы мирного труда, В эпоху бурных пятилеток Трибуной партии была Моя сибирская газета. Сурово строгим был твой зов, Когда земля в огне пылала. Ты сыновей – сибиряков На бой святой благословляла. И торжествам пришел черед, Страна пережила невзгоды. Опять твой клич звучит! Вперед! Через события и годы. Иван Ефремов. Вперёдовцы Так или каким другим званием объединить всех работавших в нашей газете? На вопрос этот однозначно не ответишь. Газета в разные годы выходила под разными названиями: "Известия Мариинского ревкома", "Луч красного солнца", "Пахарь", "Знамя коммунизма", "Заря"… И каждому трудившемуся в ней особенно близка газета своих лет. Но для нас, сегодняшних газетчиков, дороги все эти пожелтевшие от времени листки. И жаль, что сохранились они далеко-далеко не все. Особенно довоенных и военных лет. И помним, к сожалению, мы не все имена наших предшественников. Но вот что примечательно, по рассказам ветеранов очень живо представляем их, и атмосферу в редакции, и где какие были кабинеты, и какая мебель стояла. И байки редакционные передаются из уст в уста от поколения поколению. Редактором сразу в послевоенные годы был у нас Семен Михайлович Жаворонков. Фронтовой газетчик, прошедший через войну, как поется в известной песне " с лейкой и блокнотом, а то и с пулеметом". Суровый, жесткий человек, но горой всегда стоявший за своих. В пятидесятые годы его сменил на редакторском посту Иван Николаевич Васильев, во всеуслышание заявивший, что будет выпускать самую лучшую газету в области. Как воспринималось это заявление в разных кругах, неведомо. Только Иван Николаевич, опытнейший, большой интуиции журналист, собрал крепкий коллектив. Во времена Васильева в тогдашней "Заре" работали ставший позднее доктором философских наук Виктор Александрович Колеватов; впоследствии главный редактор отдела Западно-Сибирского книжного издательства Яков Мефодьевич Кузнецов; социолог Владимир Николаевич Колюбакин; известный в Кузбассе журналист, лауреат многих журналистских премий, в том числе и республиканских, многие годы проработавший потом в "Кузбассе" Александр Гаврилович Зайцев. Поистине легенды ходят о зам. редакторе 60-х годов Льве Васильевиче Курмыцком, человеке энциклопедического кругозора и феноменальной памяти. Окончивший институт с красным дипломом, в знании русского языка он мог потягаться и с профессором. В трудных случаях правки корректоры всегда обращались к нему: "Лев Васильевич, а вот здесь как…" А он, слегка наклонив голову, глядя снизу вверх, полу иронически, картинно произносил: автор, справочник, страница, правило такие-то… И точно, в этой книге, на этой странице находили ответ на затруднительный вопрос. И тогда, и в последующие годы отдавали газете свои сердца, и знания, и опыт многие и многие люди. Ветераны войны и труда редактор 60-70-х годов Григорий Михайлович Шинкаренко, Петр Тихонович Герасимов, Иван Ефимович Винников, Лидия Ивановна Алексеева, Наталья Никодимовна Потапова, супруги Локоновы, Владимир Денисович Чворо, Галина Михайловна Колобовникова, Сергей Калинин, Евгений Красносельский, Леонид Петрович Архаров, Иван Иванович Ефремов, Виталий Матвеевич Бухгольц, Михаил Александрович Подгорный, Виталий Петрович Веретенников, Алексей Николаевич Прокопенко, Галина Михайловна Лопатина… Идут годы. Меняются времена и люди. Но неизменным остается число друзей газеты. Не порывают с ней связи истинные энтузиасты Афанасий Яковлевич Скатов, Анатолий Васильевич Головко, Надежда Ильинична Крюкова, Федор Степанович Лапкин, Сергей Емельянович Копылов, Иван Михайлович Кондюков и другие. И как бы не называлась в разные годы газета, ее сотрудники и рабселькоры жили добрыми устремлениями и добрыми надеждами. Мы из одной семьи, из далеких "Известий Мариинского ревкома", позвавших когда-то ВПЕРЁД. Интеллигент, просветитель, редактор Уроженец орловской губернии П.А. Аниконов в 1897 году был сослан в Сибирь, которую он не оставил уже до конца своих дней, суровый край стал его второй родиной. Здесь проявились его способности к издательской, литературной деятельности, здесь Павел Андреевич принимает участие в создании народного театра, с городскими энтузиастами ставит на сценах произведения известных драматургов и писателей. В 1909 году он издает рукописный литературно-художественный, иллюстрированный альманах "Окрошка", где публиковались первые литературные работы местной интеллигенции, учителей Мариинска, их повествования вносили нечто новое в жизнь уездного городка. В ту пору интересовал Павла Андреевича и театр, он очень хотел, чтобы постановки интересных драматургов реально воплотились на театральных подмостках Мариинска. С инициативной группой молодежи в 1916 -17 годах П. А. Аниконов создает народный театр, где с первых же постановок они привлекают массу зрителей. Материалом для сценического исполнения служили произведения русских писателей Л. Андреева, М. Горького, Г. Успенского и других современных авторов. Это вносило определенную свежесть в культурную жизнь интеллигенции, жителей города, каждую новую постановку обсуждали, делились о ней впечатлениями, долго вспоминали полюбившихся героев. 30 декабря 1919 года П. А. Аниконова утверждают редактором газеты "Известия Мариинского ревкома", первые номера которой были подписаны Павлом Андреевичем. Так в нашем городе появился официальный массовый печатный орган. Можно только удивляться разносторонним интересам и познаниям Аниконова, познакомившись с библиотекой этого человека, широте кругозора которого может позавидовать сегодня любой книголюб. Литература по истории России, зарубежных стран, географические карты и атласы, книги по изобразительному искусству и архитектуре, земледелию и ремеслам соседствовали с многотомной энциклопедией Граната, томами Брэма. Особую любовь Павел Андреевич питал к русской поэзии и прозе, собрания сочинений А. С. Пушкина, Н. А. Некрасова, А. Майкова, Л. Андреева, А. Писемского теснились на книжной полке. Произведения Б. Шекспира, Э. Ростана, А. Барбюса, К. Гамсуна с множеством пометок на полях, читались -перечитывались вероятно наиболее часто. Хорошо представлены периодические издания, выходившие в России в конце 19 - начале 20 столетия: "Живописное обозрение" за 1891 - 92 годы, журналы ;" Русское богатство", "Голос минувшего", "Пробуждение", "Искры", издаваемые в период 1910-17 годов. Сегодня хочется добрым словом вспомнить интеллигента, просветителя, первого редактора нашей газеты, человека глубоко эрудированного, так много сделавшего для людей - Павла Андреевича Аниконова. Ю. КУДРЯШОВ. Дела молодежные В качестве приложения к газете "Известия Мариинского ревкома" выходила газета "Пролетарская молодежь" – орган Мариинской организации РКСМ. Сохранившийся единственный номер ее от 6 ноября 1920 года позволяет судить об активной деятельности комсомольской газеты по вовлечению молодежи в ряды РКСМ. В ней говорилось: "Мы призываем рабочую молодежь в наши ряды, мы ей говорим: иди, закаляйся в духе коммунизма, учись творческой деятельности. Помни, что в будущем придется сменить павших в борьбе и уставших товарищей. Юноши пролетарии! Все в ряды комсомольской молодежи!" В разделе газеты "Из жизни союза" сообщается, что на октябрь 1920 года по Мариинскому уезду насчитывается 35 организаций с численностью 500 человек. В номере помещен отчет о деятельности Мариинской городской организации РКСМ за 1920 год, насчитывающей в своих рядах 160 человек. В отчете указывается, что каждый день устраиваются беседы, доклады, лекции. Члены РКСМ всегда охотно и аккуратно посещают их, организован летучий отряд, в котором состоит 36 человек. Дисциплина в нем хорошая, проводится военное обучение. С 1 по 5 ноября проводится сбор теплых вещей для фронта. В газете публиковались сообщения о возникновении новых ячеек РКСМ. В одном из них, озаглавленном "В нашем полку прибыло", рассказывалось об образовании первичных комсомольских организаций на пригородных заводах, в школе 2-й ступени №2 и на педагогических курсах. Селькор 20-х годов В первые годы становления Советской власти в Мариинском уезде одним из активистов нашей газеты был первый комсомолец деревни Кирсановка, а затем коммунист Панкратий Степанович Маркидонов. 12 сентября 1926 года селькор был зверски убит кулаками. Предлагаемый вашему вниманию очерк подготовлен в 1983 году А. Филатенко - в ту пору студентом отделения журналистики Иркутского госуниверситета -- по воспоминаниям жены П.С. Маркидонова Анны Васильевны. Желтый свет настольной лампы ярко освещает чистые глаза Анны Васильевны, серебрит выбившиеся из-под платка шелковистые седины. Ей под 80, но выглядит она куда моложе. О своих молодых годах, о муже Панкратии Степановиче Маркидонове рассказывает она, и воображение рисует Кирсановку, родину Анны Васильевны. Деревушка в глуши, каких много было в ту пору, но которые не обошли стороной большие события. ...Белоказаки адмирала Колчака лютуют. Еще немножко - и прикладами всю дверь у Маркидоновых разнесут. -Чего это они? - высунулся из окна любопытный сосед. -Чего-чего, - прошипела, захлопывая створки, его жена. - Панкрашка-то опять дезертировал. А солдаты тем временем ввалились в избу к Маркидоновым и с порога на мать Панкратия Татьяну Сафоновну: -Где сын? -Нету его, не приходил, - ответила, и сердце захолонуло. -Нету! Не приходил! - орали солдаты. - Хочешь, чтобы мы гранату в подпол бросили?! Больше всех из семи своих детей любила она и жалела Панкрашку. Добрый он был, выделялся среди молодежи деревни. Испугалась мать. -Вылезай, Панкрашка, порешат ведь, идолы. Отделался Панкрат пятьюдесятью ударами плетью. Когда же во второй раз бежал, схватили престарелого отца и младшего брата Аркашку, которому было пятнадцать лет. Аркашку, как сочувствующего большевикам, у церкви расстреляли, отцу прописали сто пятьдесят шомполов. А Панкрата в это время дядя его, Иван Сафонович, вез круговой дорогой в Томск. Не мог Панкрат слышать залпа винтовок, направленных в грудь его брата... Но и на этот раз не повезло Панкрату. В заимке нарвались на белогвардейский разъезд. Сняли с Панкрата шубу, шапку, взамен какое-то рванье кинули, избили. Запугав дядю, велели бездыханного племянника в часть доставить. Но дядя сумел спрятать его в надежном месте. Когда Красная Армия вошла в Томск, вступил Панкрат в нее добровольцем. Было это в 1919 году... Осмысливая сейчас все, понимаешь, откуда в простом парне эта ненависть к классовому врагу, ненависть жгучая и справедливая, которая потом прямой наводкой будет бить по кулакам в его заметках и корреспонденциях. После гражданской вернулся Панкрат в родное село. Многие односельчане не узнали его: другим человеком стал. Три года службы в Красной Армии не прошли бесследно, выковали из него убежденного борца. Анна Васильевна рассказывает: -Приехал Панкратий - и сразу же за строительство новой жизни принялся. Я часто задумываюсь, как удалось ему повести за собой людей. На сходе встанет: "Знаете, мужики, а ведь у нас дорога на мельницу совсем худая, починить ее надо", или: "Школа неприглядная, давно ремонта требует!". Вчера клич бросил, сегодня - кто песок несет, кто дранку готовит. И он вместе со всеми. Умел заинтересовать, убедить. Почему? Нельзя забывать, что Панкрат в то время один на все село был грамотный. К нему тянулись, как к свету, он газеты читал, политику разъяснял. В 1925 году он отправляется в Томск на трехмесячные курсы сельского актива при губкоме ВКП(б), после чего райисполком назначает его уполномоченным. К своим обязанностям Панкратий относился добросовестно, выявлял укрывателей посевной площади, боролся против хулиганских действий, распространившихся в то время в деревне, как обличитель, молодой селькор выступал на страницах газеты. Это не нравилось кулакам и сочувствующим им. Стоял сентябрь, напряженное для крестьян время. Целые дни проводил в поле и Панкратий. И в ту роковую ночь на 13 сентября 1926 года он приехал домой поздно. Убийцы Бросалин, Свешников, Тютиков, Прохоров прикатили раньше. Свешников уговорил Тютикова, Тютиков - Бросалина, последний рассказывал на суде: -Мы с Прохоровым выпили самогонки и пошли на улицу. Нас встретил Тютиков и, отозвав меня одного, стал уговаривать убить Маркидонова. Я сначала не соглашался, но Тютиков стал поить меня самогонкой, и я, напившись до бесчувствия, согласился... Они подкрались, словно пугливые кошки, и выстрелом в окно сразили Панкрата в тот момент, когда он подносил больному сыну ковш воды. -Когда из тела вынули пулю, - вспоминает Анна Васильевна, - она была прорубцована крест на крест зубилом. Такие пули охотники обычно на медведя готовили... Весть разнеслась по всей округе, задев сердца многих людей. Равнодушных не было. Все требовали суровой кары убийцам. Вскоре газета выступила с подробным отчетом о суде. "Жертва обреза" - живой репортаж с места события - дает цельное представление о коммунисте Маркидонове. Вот только некоторые строки, характеризующие его. "Лично очень скромный, никогда не пьющий, не сквернословящий, он олицетворял собой идеал деревенского работника не только словесными призывами, но и практической повседневной работой". Плохого о селькоре Маркидонове не могли сказать даже сами убийцы. В следующем номере газета показала читателям их фотографии. Ничем не примечательные крупные лица. Но какой-то глупостью, слепотой веяло от них... Убийцы получили по заслугам. Суд приговорил троих к расстрелу, а Прохорова, как укрывателя, к 8-ми годам лишения свободы. А. ФИЛАТЕНКО В редакцию не вернулись В день нападения немецко-фашистских оккупантов я был в колхозе им. Чкалова. Весь день мы с ныне покойным садоводом колхоза Даниилом Андрияновичем Поморцевым провели в колхозном мичуринском саду. Садовод знал каждое деревце и знакомил меня со своими питомцами. -Вот Багрянка, - говорил он, - а это непобедимая Грея - морозоустойчивые стелющиеся сорта. -Да, саду цвесть, - сказал я. Вечером я был уже в редакции, где, несмотря на воскресный день, встретился с нашим редактором Валентином Ивановичем Козловым. Мы договорились о том, как мне подать материалы из этого колхоза и эстонского колхоза "Вапрус", где я был накануне. -Ладно, пошли отдыхать, - поднялся Козлов, - утро вечера мудренее. А в понедельник утром коллектив издательства газеты "Знамя коммунизма" (так называлась тогда Мариинская районная газета) провожал Валентина Ивановича на фронт. Он в качестве политрука роты был приписан к одному из пехотных полков. В одном из эшелонов своего полка Козлов и уехал. -Ни пуха ни пера тебе, Валентин Иванович, - напутствовал директор типографии Евстигней Васильевич Спирин, - возвращайся с победой да поскорее. -Нет, друзья мои, немцев шапками не закидаешь, -ответил Козлов, - война может затянуться и потребовать больших жертв. Он стоял, держась за поручень тамбура вагона, среднего роста, широкоплечий, рыжеволосый, с усеянными веснушками лицом. Через некоторое время семья Козлова получила похоронную, в которой было сказано, что политрук Козлов пал смертью храбрых. его мать была тогда заведующей районной библиотекой, жена Агния - управляющей Мариинским отделением Госбанка, а брат Николай только получил аттестат зрелости в средней школе № 2. Николай поступил добровольно в армию и был принят в авиационное училище. После окончания училища он стал летчиком и скоро погиб. Мы, работники редакции, считали Николая Козлова тоже членом нашего коллектива, так как он часто исполнял обязанности корректора. Через некоторое время на фронт ушли директор типографии Евстигней Васильевич Спирин, печатник Федор Ягодинский, наш корректор Аня Александрова, попавшая в Сибирскую дивизию, Спирин, Ягодинский и Александрова в редакцию не вернулись. Они погибли в боях за нашу Родину. Что же это были за люди, как они работали? Валентин Иванович Козлов окончил высшую партийную школу по классу журналистики. Это был большевик в полном смысле слова, умеющий воспитывать людей, учить их, обогащать своим опытом. Он умел, где надо, строго спросить, но в случае нужды и прийти на помощь. Евстигней Васильевич Спирин работал директором типографии. Он был полиграфистом высокой квалификации, получивший знание и опыт в какой-то большой типографии на Западе. Он обучал своей специальности, всех молодых, поступающих в типографию. Козлов в хозяйственные дела вмешивался только в случае необходимости. Всеми хозяйственными делами заправлял Спирин. Это был умелый хозяин. В редакции было всего 2 лошади, на которых сотрудники редакции ездили по району, но Евстигней Васильевич находил время всех .работников издательства обеспечить топливом, помочь людям вывезти сено, картофель в поле на посадку, а осенью - урожай по квартирам. -Евстигней Васильевич, у меня выходит уголь. Как бы подвезти, - обращался кто-нибудь из работников. -Сегодня не могу, - отвечал он, - через два дня уголь будет. Федор Ягодинский был высококвалифицированным печатником, хорошим товарищем. Он мог не выходить из типографии по 2-3 суток, работая за товарищей, ушедших на фронт. Аня Александрова поступила на работу в редакцию примерно за год до Отечественной войны. Она была растущим корректором, училась, мечтала стать журналисткой. Когда в Новосибирске формировалась Сибирская добровольческая дивизия, Аня поспешила в Новосибирск и в должности медицинской сестры уехала на фронт. Курсы медицинских сестер, которые она окончила, пригодились. Был призван в армию и автор этих строк, но направлен не на Запад, а на Восток, где ему пришлось долгое время готовить кадры для фронта, а потом воевать с японцами и работать заместителем военного коменданта города в Маньчжурии. После войны я вернулся в редакцию, а в 1950 году был переведен на литературную работу в редакцию Беловской городской газеты "Знамя ударника". А. ПОРТНЯГИН, пенсионер, офицер в отставке. 1975 г Газета "Заря" в моей памяти 1 августа 1948 года я был принят на работу в редакцию местного радиовещания в качестве литературного секретаря. А в ноябре пятьдесят первого, в связи с укрупнением радиоредакции, переведен литсотрудником газеты "Заря". С сентября пятьдесят второго до ноября пятьдесят третьего года трудился заведующим транспортным отделом газеты, а затем, вплоть до выхода на пенсию, работал ответственным секретарем. Десять лет работы в "Заре" стали для меня хорошей профессиональной школой. Моими наставниками были опытные журналисты. И первым из них Алексей Александрович Портнягин. Это был человек невысокого роста, с большой головой, с хитринкой в глазах и очень доброжелательный. Между прочим, мастер фельетона. Вот мой первый урок. Получаю задание написать зарисовку о литейщиках завода металлоизделий. Иду (транспорта никакого), поднимаюсь на восточный переезд, стараюсь взглядом фиксировать все, что вижу. Набравшись впечатлений, цифр, фактов, фамилий, сажусь писать. Начинаю с лирики… "дымят заводские трубы, мерцает огнями вагранка, слышен лязг металла и т.д." В общем, как тот певец – на что смотрит о том и поет. А дальше – что и как делают люди во время разлива металла в формы. Кладу на стол Алексея Александровича. Молча прочитал до конца, молча взял ручку и перекрестил всю лирику, которой я так восхищался. -Лирика здесь не к месту, растягивает материал, снижает основную смысловую нагрузку, разжижает тему. С приходом на должность редактора Ивана Николаевича Васильева началось становление нового коллектива. Газета переходила на 4-х полосный формат (до этого печаталась на двух полосах). Объем работы увеличивался в два раза, соответственно и штат. В редакцию пришли Петр Герасимов, Виктор Колеватов, Илья Гавриленко, Яков Кузнецов, Владимир Колюбакин, Александр Зайцев. Это были влюбленные в свое дело люди, умеющие работать, а в час досуга способные на дружеские розыгрыши. Кстати – один из них. Яша имел привычку вешать пиджак на спинку стула. Этим и воспользовался Володя Колюбакин. В фотолаборатории было много фотоснимков для изготовления клише. Он выбрал фото красивой женщины и на обороте сделал надпись такого рода: " Дорогой, любимый Яша, помнишь наши встречи? И подпись: твоя Маша". Вложил это фото во внутренний карман пиджака. Придя домой, Яша спокойно повесил пиджак на вешалку… Как он потом рассказал, жена вскоре собралась в магазин и спрашивает – нет ли у него в кармане мелочи. И тут она извлекла эту "бомбу". Началась разборка. И закончилась она лишь на следующий день. Володе пришлось идти во вторую школу, где работала жена Яши, и нести фото и образец своего почерка для сличения. Иван Николаевич по натуре своей был демократ, в смысле режима рабочего дня: сам планируй свое рабочее время. Он был опытным газетчиком, умел находить и предвидеть главную тему дня сегодняшнего и на перспективу. Жесткого планирования не было. Планировала Жизнь, зато оперативно. Знающий журналист, он мягко поправлял нас. …Иногда однообразие трудовых буден разряжалось необычными происшествиями. Например, таким. Газетный день – день сдачи в набор всех материалов номера. Для ответсекретаря – это день пик. Работаешь, не поднимая головы. И вдруг с шумом открывается дверь. На пороге приостановилась женщина, смотрит на меня горящими глазами, на голове серый платок, на ногах резиновые сапоги, в левой руке большая кирзовая сумка. Она приближается к столу, и каким-то неуловимым движением вываливает из сумки гору бумаги. Это измятые листки с какими-то рисунками, текстом. Я сообразил: это необычный автор, к которому следует проявить максимум деликатности. -Вот, я написала роман о любви. Прошу ознакомиться и напечатать. Что делать, дорога каждая минута. Решаю: надо ее переправить. И говорю: " Вы ко мне не по адресу. Художественной литературой у нас ведает отдел культуры. Там работает большой знаток романов, и он вам поможет. Зовут его Кузнецов Яков Мефодьевич. Идите смело, он чуткий человек." Сначала послышался шум, затем громкий женский голос: -Что вы понимаете в любви. И вообще вы не на своем месте! Яков, видимо, понял в чем дело и сменил тон. Его голос зажурчал спокойно. И журчал он долго, больше часа. Беседу ему удалось мирно завершить. Только протопали шаги мимо кабинета, раздался звонок: -Варнак, - это ругательное слова Яши Кузнецова. Вот такое – и курьезное, и печальное. Но, коли уж о курьезном – продолжу. Газету нередко преследуют неприятности в виде опечаток. Даже неправильно поставленный знак препинания меняет смысл написанного. А в пятидесятые годы это было опасно. Но до этого у нас не доходило. Кроме одного, которого не забуду никогда. В слове "Сталинград" была пропущена буква "р". И это при жизни Сталина! Мы долго смотрели… на входную дверь. Зато опечатки, похожие на непристойность посещали частенько. Так в объявлении о фильме "Странная миссис" в слове "странная" пропала буква "т". Зам. редактора Лев Васильевич Курмыцкий все домогался узнать у корректора Лидии Ивановны Алексеевой: -Что же это за миссис, видно интересный фильм? -В этом слове сдвоенная "н". Это не то, что вы думаете, - отвечала она. "Заря" пользовалась большой популярностью у читателей остротой постановки вопросов, злободневностью тем. Проводились целые газетные кампании. Брались важные вопросы жизни города: торговли, благоустройства, экономики. Заводилась постоянная рубрика. Во вводной повторялись конкретные цели. Кампания могла длиться месяцами. Затем давался итоговый материал, по которому принимались соответствующие меры на заседании исполкома или на сессии горсовета. Уместно здесь сказать о большой пользе совместной работы газеты и властей, в том числе сегодняшней "Вперед" и администрации города. Надо находить точки соприкосновения и идти рядом к цели. А цель одна – благо людей. Авторитет, популярность газеты – в ее демократичности. Если она представляет свои страницы для умного разговора различным политическим партиям, то способствует консолидации общества. Газета еще более возвысится, если ее поддерживает администрация. Печать большая сила, если умело ею пользоваться. Короче говоря, к началу 60-х годов в редакции "Зари" сложился дружный, творческий коллектив, способный делать интересную боевую газету. Но вот грянул шестьдесят второй год – эпоха хрущевских реформ. Старшее поколение помнит, когда в краях и областях создавались совнархозы, партийные органы делились по производственному признаку – обкомы сельский и промышленный. Подверглись реорганизации городские и районные газеты. Были ликвидированы Тисульская, Тяжинская и Чебулинская газеты. Вместо них учреждалась межрайонная в Мариинске под новым названием "Вперед". Мы в редакции знали о грядущих переменах, которые ничего хорошего не сулили: многим предстояло потерять любимое дело. В такой обстановке ни о каком творчестве не могло быть и речи. Работа была парализована. К тому же в это время в редакции отсутствовал редактор. Иван Николаевич находился в санатории, место заместителя было вакантным. По журналистской иерархии, я оказался старшим - с правом подписи газеты в "свет". Не могу не рассказать о последнем дне "Зари". 24 мая поступил звонок из сектора печати обкома: -Двадцать шестым числом выпустить последний номер газеты, дать на первой полосе извещение о прекращении издания. Немного активных творческих штыков оказалось под моим началом – два корректора, бухгалтер и техничка. Но выпускать надо. Собрал все материалы, что были в папках отделов, остальное место заполнил перепечатками. Все!!! Но оказалось не все. Наутро, часов в десять, звонок. Зав. отделом пропаганды горкома начальственным тоном: -Ну-ка, зайди ко мне. Я еще подумал: что ты рыкаешь? – тоже сидишь на чемодане. - Но пошел. В его кабинете находились два инструктора, молодые ребята, которых я хорошо знал, и как-то загадочно улыбались. Голос зава, как выстрел: -Ты, почему материшься в газете? Я опешил: -Не понимаю. -На, читай. На четвертой странице в заметке "Гондурас порвал дипотношения с Кубой" говорилось о резком антикубинском выступлении президента Гондураса Карлоса Хулио Аросемена. Слово Хулио было подчеркнуто красным карандашом. Первый раз прочитал, вроде, все нормально. Но когда по буквам… "л" и "и" поменялись местами. Получилось неблагозвучное слово. Зло взяло: какой президент, будь он неладен. А тут меня озарило и я пошел в атаку на зава.: -Ты суть заметки усвоил? Он же порвал дипломатические отношения с Кубой. Он, видите ли, узрел там нарушение прав человека. И где? на острове свободы, на Кубе! И кто он по-твоему? Махровый империалист. -Правильно, Иван, надо было еще хлеще, - в один голос поддержали инструктора. Завотделом сбавил тон и, как подобает идеологу, сделал резюме, подвел черту: - С хаматической оценкой этого президента я согласен. Однако непечатное слово в газете присутствует, а это противоречит правилам этики советской печати. И если заинтересуется милиция, то тебе светит пятнадцать суток. Но никто не посмел вступиться за Аросемена – там была большая политика. Так закончился мой последний, непохожий ни на какой другой, день в газете "Заря". В конце июня появилось новое руководство – редактор Г.М. Шинкаренко, зам. В.Д. Чворо. Складывалась другая атмосфера, другие порядки. Из старого состава остались двое – Герасимов и я. Иван ВИННИКОВ Заря на всю жизнь Утро в редакции началось с торжествующего душераздирающего вопля короля джунглей Тарзана, фильм о котором в эти дни шел в кинотеатре и четырех клубах города. Сотрудники вздрагивали и, улыбаясь, враз откладывали в сторону ручки, предвкушая веселый антракт. Из кабинета редактора выскакивал сам возмущенный шеф – Иван Николаевич Васильев. -Уймите этого паразита сельского хозяйства, - требовал он, внимательно оглядывая сверх сваливающихся на нос очков просторную комнату редакции. Мы скромно опускали глаза, стараясь не попасть в число добровольцев. Хотя заранее знали, что редактор обязательно остановит взор на крепкой литой фигуре зава отделом сельского хозяйства и секретаря партбюро Петра Тихоновича Герасимова. Петр Тихонович, недовольно ворча, отправлялся в пристройку за уборщицей и сторожихой редакции Сарой Кильшток, и через пять минут они вдвоем снимали с развесистого тополя, стоящего рядом с открытым окном, здоровенного сына сторожихи Борю. Иван Николаевич долго убеждал отрока, что орать с дерева, растущего возле такого идеологического учреждения, как редакция городской газеты, некультурно, и поминал случай, что своим воплем Боря недавно уже перепугал до потери сознания старушку, пришедшую в редакцию с жалобой на горкомхоз. -Это же интеллигенты, - обводя широким жестом свой спаянный коллектив, с пафосом восклицал редактор. – Лучшая газета в области! А ты читателей отпугиваешь. Мы, конечно же, с огромным трудом напускали на себя умный вид, стараясь не расхохотаться. Боря, которого крепко держали за локти мать и Петр Тихонович, виновато опускал светлые бессовестные глаза, но мы-то знали, что завтра он опять будет орать, имитируя боевой клич любимого супермена. Иван Николаевич сильно преувеличивал, конечно, насчет нашего интеллектуализма, да и высочайшей оценки газеты тоже. Почти все мы были еще довольно зеленые, и опытнейший редактор, начинавший репортерскую работу в "Большевистской стали" на Кузнецкстрое и бравший интервью у самого Бардина, только пока ставил перед собой и нами эту непомерно высокую цель. А пока школил и натаскивал нещадно. -Ванечка! Опять ты в галстучке и с проборчиком буржуем недорезанным по Ленинской, словно по зарубежной авеню гуливаешь, - отчитывал он на планерке всегда в отличие от некоторых других опрятно одетого ответсекретаря Винникова. – А родная газетка сегодня в колонтитуле второй полосы названа не "Заря", а "Зряа". Или заведующего отделом писем и культуры Кузнецова: -Ты, Яшенька, шляпочку надел, а то, что статья учительницы Кулешовой второй месяц под сукном маринуется, у тебя и пузырь не всплыл. Хотя можешь ведь, варнак, когда возьмешься. Вон какую полосу о Чумайском восстании выдал. Редактору и пером ткнуть негде. Хворостины на тебя не хватает… Мы своим неискушенным рабоче-крестьянским нутром чувствовали, однако, душевную незлобивость, а иногда и горячую отцовскую любовь к нам этого матерого газетного "волка". Замирали в восторге, вслушиваясь, как шеф " с выражением" диктовал (диктовал!) Гале – прямо из блокнота передовую в номер. А мы ночами вымучивали свои жалкие корреспонденции, утром делая вид, что написано это все только что, за сорок минут, за письменным столом редакции. Иван Николаевич прочитывал. Бурчал: "Сено-солома". Но в корзину не бросал, а одной-двумя точными фразами приводил "произведение" в товарный вид. Какие новости, какие потрясения могли быть в тихом провинциальном городе? У Марка Твена, служившего в тенессийской газете "Утренняя Заря и Боевой Клич округа Джонсон", хоть конкуренты были: "Утренний вой", "Ежедневное Ура". Наша же "Заря" была вне всякой конкуренции. Ее или читали, или, что бывало гораздо чаще, использовали для завертывания закуски, которой, при наличии в городе большого спиртового и знаменитого на всю Сибирь высоким качеством продукции ликеро-водочного заводов, потреблялось гражданами значительно больше среднестатистического уровня. Приходилось искать и всячески изощряться. -Ты мне не муссируй, ты мне гвоздь подай, - говаривал Иван Николаевич. "Гвозди" добывали по-разному. Самый старый сорокалетний литсотрудник сельхозотдела Илья Васильевич Гавриленко, которому с похмелья не спалось, в четыре-пять утра уходил пешком, на протезе в ближайшие деревни – Предметкино, Раевку, 2-ю Пристань, Антибес, Корики. К девяти возвращался, а в обед уже сдавал Гале репортаж на полполосы и посылал кого-нибудь из нас, молодых, в гастроном. Зав. сельхозотделом Герасимов уезжал в деревню на весь день. Его в районе побаивались. Знали, что уж если зацепится, то будет "допрашивать" полдня. Вечером он привозил новостей на пару солидных корреспонденций и три-четыре подборки типа "Вчера в Колеуле" или "У нас в Благовещенке". И выписывался всю неделю. Не обходилось и без неточностей. Однажды Иван Николаевич поручил моему заву Колюбакину осветить групповую комсомольско-молодежную свадьбу сразу шести новобрачных пар, которая должна была состояться вечером во дворце культуры спиртзавода. Володя, как потом выяснилось, при разборе на планерке, допустил всего одну ошибку: не записал женихов и невест строго попарно до приема угощения, а сделал это после того. И, разумеется, перетасовал и перепутал все шесть пар. Утром, в день публикации заметки, в редакции появились все шесть разъяренных молодых мужей. Володя тихонько, на цыпочках, по стеночке, исчез до вечера. А шеф до обеда горячо убеждал парней и их рыдающих жен, что ничего страшного в их молодой и прекрасной жизни пока не произошло и что он с этого шелкопера, к сожалению, с утра улизнувшего в командировку, за вопиющее оскорбление супружеской чести шкуру спустит… Иногда редактор экспериментировал: сельхозника Петю бросал на премьеру, а искусствоведа Яшу Кузнецова – на село. И чаще всего получалось у них свежо и нестандартно. А мы не понимали, что это не просто блажь, что шеф хочет сделать из нас профессионалов-универсалов. Побывал, к примеру, Яша на свиноферме. Штиблеты, конечно, в навозе вымазал, "шляпочку" помял. Но считает, не зря. Рассказывает Герасимову о новой породе поросят с кудрявой щетиной, а тот хохочет, аж двойной подбородок трясется. Объясняет, что шерсть у свиней закуржавливается от недокорма и коровы через прясло скачут вовсе не от восторга, при виде культурного корреспондента. Результат поездки: к вечеру появилась на Яшу развеселая едучая стенгазета, а через два дня в газете – хлесткий фельетон о каракулевых поросятах и танцевально-скаковых коровах в совхозе "Малопесчанский". Мне, вчерашнему токарю, было, наверное, труднее всех. Ведь, стоя у станка, работу газетчика представляешь не пыльной и денежной. А она оказалась ломовой, изнуряющей и предельно низкооплачиваемой. Был момент, когда не выдержал, запросился назад в родные вагонные мастерские. Но Иван Николаевич провел вдохновенную двухчасовую беседу и переубедил. Как-то поздней осенью зав. отделом Володя Колюбакин послал меня на элеватор. Там загружалась мукой леспромхозовская машина. Надо было поехать с ней в Таежную Михайловку и взять интервью у директора леспромхоза Протасова, фронтовика, опытного специалиста, имеющего лишь один существенный недостаток – крайнюю неприязнь к гнилым интеллигентам-газетчикам. Выехали уже в сумерках; шофер и старушка-попутчица в кабине, и я – в кузове на мешках. Водитель торопился – в пекарне ни грамма муки, а утром хлеб нужен. До Ивановского высела добрались нормально. Оставалось всего ничего – верст десять-двенадцать низменными заливными лугами. И тут вдруг машина села в болоте по самые ступицы. Шофер походил вокруг, попинал зачем-то колеса, поматюгался и вынес резюме: "Разгружать придется. Вон на тот сухой бугор кули таскать". Часа в два ночи мы, закончив разгрузку и, поддомкратив машину, вылезли из болота. И тут же без сил упали в мокрую траву. Еще через пару часов, отдохнув и загрузив машину, тронулись в путь. Руки-ноги как перебитые, еле в кузов забрался. Но особенно жалко было новый коверкотовый плащ, превратившийся от въевшейся муки в какую-то несусветную серую хламиду. Утром проснулся от легкого толчка. В конторе рядом со скамейкой, на которой спал, сидел пожилой чернявый мужчина без руки с тремя рядами орденских планок на груди. -Размялся, говоришь, маленько? Ну, хватит нежиться. Пошли ко мне, позавтракаем да на лесосеку поедем: поглядишь, как мы тут живем, чем занимаемся… Это и был Протасов. Он дал хорошее интервью, с экономическими выкладками, с резкой критикой в адрес городского и областного начальства. И что еще порадовало душу: жена его, когда уезжал на другое утро с попутным лесовозом, вынесла мой чистый синий плащ… А сколько раз приходилось ночевать в поле зимой и летом Герасимову и Гавриленко по причине крайней ненадежности нашей "круподерки" – древнего "газика", возившего первого, потом второго, затем третьего секретарей партии и пожалованного редакции лишь окончательно добитым районным комсомольским вожаком. Так учились, так постигали свое нелегкое газетное ремесло. Ерунда, что и у нас – газетчиков был застой. Само это дело, живое и несговорчивое, никакого застоя не терпит. Как только не называли нас?! Приводными ремнями при Иосифе Виссарионовиче. Подручными при неистовом реформаторе Хрущеве, золотым фондом при пышно императорствующем Леониде Ильиче. И совсем уж непотребно: некомпетентными людьми при нынешних правителях. А нас наши мудрые редактора (к сожалению, не везде они были таковыми) приучали смолоду быть всегда и везде честными, порядочными, не боящимися ради правды лезть на рожон. Был случай, когда Володя Колюбакин жестоко высмеял в фельетоне одного высокопоставленного прохвоста, как впоследствии оказалось, постоянного партнера секретарей горкома по преферансу. Куда только не вызывали "опрометчивого" сатирика, вплоть до КГБ и преданного коллектива "оскорбленного". Редактору тоже записали: "Указать". Но, что самое любопытное, никто и не подумал извиниться, или как говаривал Иван Николаевич, ни у кого в горкоме и пузырь не всплыл, когда вскорости того прохиндея по фактам фельетона посадили на семь лет строгого режима… Постепенно нам все чаще стали удаваться "гвозди". И в главной, партийной тематике – Володе Гончарову, и в очерках о людях транспорта – Вите Колеватову, и в исторических "раскопках" – Яше Кузнецову. Появились первые настоящие внештатники, за которых не надо было перепроверять и переписывать – машинист тепловоза Юрий Крюков, секретарь горкома комсомола Василий Насонов, зоотехник Александр Святченко, осмотрщик вагонов Анатолий Головко. Стали мы с удовлетворением замечать, что газетку нашу "Зря", как с нелегкой руки бракодела – метранпажа окрестили ее трудящиеся, начали называть по-свойски: "наша Зорька-сплетница", а иногда и подлинным именем - "Заря". И ее тираж подскочил вдвое. Читают, выходит, не завертывают. И как вообще однажды в День печати признала передовая статья "Кузбасса", мариинская "Заря" стала одной из лучших газет области… Мы "старперы" "Зари": профессор, доктор философских наук Виктор Александрович Колеватов, редактор книжного издательства Яков Мефодьевич Кузнецов, автор этих строк, бывая в Мариинске, как в глубокой молодости, стараемся по-флотски, единым духом вбежать на второй этаж по 22-м деревянным ступенькам. Чтобы, услышав стук каблуков, Галя Колобовникова закладывала бумагу в каретку машинки, а бухгалтер Наталья Никодимовна Потапова немедленно принималась начислять гонорар. Чтобы вечный наш "надсмотрщик" ответсекретарь Иван Ефимович Винников, не выходя из своего крохотного кабинетика, громко осведомлялся: это кто там, профессор Колеватов, крупный историк Кузнецов? Ну-ка, Федя (или Коля, или Ваня, кто есть из молодых) сбегайте быстренько в сельпо… Но нет уже среди нас Ивана Николаевича Васильева, нет вдохновенного запсибовского социолога и публициста Владимира Николаевича Колюбакина. И "Зари" нет. Другое название у газеты, целеустремленное и властное – "Вперед". Наверное, и народ другой, такой же, как и во множестве других редакций, вплоть до шумных "Московских новостей". Деловой, серьезный, интеллектуальный, пьют чай, спорят о сексуальной раскрепощенности, плюрализме и альтернативе. А может, дух товарищества и святого поклонения любимому ремеслу, бытовавший в этих стенах во времена Ивана Николаевича, еще не выветрился? Очень хочется, чтобы было хоть кое-что по-старому в родной газете. Так, как у нас… Александр ЗАЙЦЕВ |
|
Всего комментариев: 0 | |