Приветствую Вас Гость!
Пятница, 26.04.2024, 13:58
Главная | Регистрация | Вход
<a href="https://www.mt5.com/ru/">Форекс портал</a>
Select Language

Мы живем в зеркальном, перевёрнутом мире, который называется, мир исправления. Творение не было завершено. Это было сделано намеренно, чтобы дать возможность человеку принять участие в процессе творения, став помощником и со-творцом Великого Архитектора, и потому — действительным хозяином сотворенного мира.

Наш опрос

Оцените мой сайт
Всего ответов: 70

Общение

500

Cтатистика


Онлайн всего: 1
Гостей: 1
Пользователей: 0

Форма входа



FreeCurrencyRates.com

http://78profession.ru/

Поиск по сайту

Календарь

«  Ноябрь 2012  »
ПнВтСрЧтПтСбВс
   1234
567891011
12131415161718
19202122232425
2627282930


************************

Помощь ресурсу


ЮMoney 410013775752608


************************

Рейтинг@Mail.ru

Ты новорожденный на земле, оповещаешь криком о своём появлении – всё сущее внемлет подаваемому голосу, и навсегда запечатляется он в анналах памяти земной. И вся твоя жизнь будет собиранием ответных вибраций; некая коллекция эха возгласа твоего от всякой вещи, встречающейся на твоём пути. Всякая вещь будет служить тебе ответом на первоначальное твоё заявление о себе. А если засмеёшься, а не закричишь – ответ смех. Таков порядок. Закон зеркала.

О чём бы ты не думал и кто бы ты
не был – ты помечен вечностью, высшим разумом Мироздания. Тебя выбрали, и ты родился. И ты всю жизнь будешь постигать тайну бытия. И если ты тот человек, именно человек Вселенной, тебе будет доверена тайна. Её передадут тебе и доверят тебе, и, если ты готов, то почувствуешь это, узнаешь своим внутренним состоянием, душой. С этого малого, начинается большое, то, что называется Жизнь, лично твоя, единственная в этом Мире и неповторимая.



<a href="https://www.mt5.com/ru/">Форекс портал</a>



Материя - есть равновесие добра и зла

Главная » 2012 » Ноябрь » 9 » Очерки о городе и его людях (продолжение)
21:04
Очерки о городе и его людях (продолжение)
Мариинцы в годы Великой
Отечественной войны
. . . Утро 22 июня 1941 года, ставшее вехой в истории чело¬вечества, встало над Мариинском ясным теплым днем. Мирная лазурь неба не предвещала грозы. Многие горожане целыми семьями выехали отдыхать за город, в лес, другие пошли в го¬родской сад, на стадион.
Никто не ожидал, что суровые, взволнованные слова, вот-вот разнесутся из репродукторов и оборвут мирную жизнь го¬рода:
- Сегодня, в 4 часа утра, без предъявления каких-либо пре¬тензий к Советскому Союзу, без объявления войны германские войска напали на нашу страну. . .
Началась священная Отечественная война Советского Союза против фашистской Германии.
На митинге, у красного знамени, мариинцы давали клятву, не щадя сил и жизни, отстоять завоевания Октября. С ми¬тинга многие направились прямо в военкомат. В короткое время на столе военкома выросла стопа заявлений с просьбой направить в действующую армию. Старый партизан В.Т. Гу¬бенко писал в заявлении:
" До сих пор живы у меня в памяти зверства немецких ин¬тервентов над украинским народом. Будучи 15-летним, с ору¬жием в руках я защищал рабоче-крестьянскую власть. И сейчас мое место на фронте. Прошу зачислить меня в ряды Красной Армии".
Мариинца Мозолевского весть о войне застала в Новосибир¬ске. "Нахожусь в командировке, изъявляю желание стать доб¬ровольцем", - телеграфировал он военкому.
Как когда-то на фронты гражданской войны, уходили на Отечественную войну молодые мариинцы, чтобы на стальных штыках, как говорили в свое время их отцы, принести победу. Свою клятву, данную у красного знамени, они держали с че¬стью. Мариинцы успешно обороняли Москву и сражались в око¬пах Сталинграда, насмерть бились за Одессу и город Ленина, храбрыми солдатами проявили себя под Курском и Белгородом, они гнали фашистов не только с родной земли, но и из соседних стран и повидали руины павшего рейхстага. . .
С первого дня войны в Мариинске и Мариинском районе жизнь стала перестраиваться на военный лад. На предпри¬ятиях, в колхозах и МТС прошли митинги. Их решения были кратки и весьма выразительны: "Еще теснее сплотимся вокруг партии!", "Дадим стране больше продуктов!", "Обеспечим фронт всем необходимым!" и т.д.
И в Мариинске война выдвинула своих героев труда, которые высокой сознательностью цементировали коллективы пред¬приятий, колхозов. Когда часть рабочих спиртзавода ушла на фронт, их заменили женщины, старики, учащиеся. До войны Прасковья Основа, как она сама заявила, даже не была близ за¬водских ворот. Но вот ушел на войну ее муж, она стала учени¬ком токаря и вскоре заменила мужа. Школьник-старшекласс¬ник Владимир Колобов стал за аппарат брата-электросвар¬щика. Уже несколько лет отдыхал на пенсии Александр Ивано-вич Решетов. Но когда молодые пошли в военкомат, Александр Иванович пришел на завод и попросил работы. Его поставили во главе бригады грузчиков, только что сформированной из жен¬щин-домохозяек. Новая бригада сразу стала перевыполнять плановые задания.
Не посрамили чести завода новые рабочие. Они добились первенства во Всесоюзном социалистическом соревновании, 23 июля 1942 года коллективу Мариинского завода технического спирта было вручено переходящее Красное знамя ВЦСПС и Наркомпищепрома СССР.
Росли ряды передовиков производства деревообрабатываю¬щей и лесозаготовительной промышленности. Четко работал в эти годы железнодорожный узел станции Мариинск. Как сол¬даты, несли службу железнодорожники, ни на минуту не ос¬танавливая потока сибирских грузов на фронт. Не жалея сил, ковали победу в тылу колхозники и рабочие четырех МТС Ма-риинского района.
. . . В ясное утро 8 мая 1945 года радостный голос диктора из Москвы объявил: "Мы победили!"
Ликовали советские люди в день своей победы, ликовал и ма¬ленький сибирский город Мариинск. Мариинцы внесли достой¬ный вклад в дело победы.



Ю. ДУРНЕВ

Вода родного колодца
Сначала нас мчал поезд по Транссибирской магистрали, затем пришлось пересесть в "газик", чтобы доб¬раться до старинного села Колеул, где и жи¬вет Герой Советского Союза Петр Филиппо¬вич Торгунаков, отдавший более четверти века службе в Вооруженных Силах. Наша миссия была приятной – вручение ветерану знака "За отличие в службе" и Почетной гра¬моты. Этими наградами отмечена его военно-патриотическая работа среди воинов части, в которой он служил.
На околицу Колеула мы подоспели в тот час, когда у памятника односельчанам, пав¬шим в Великую Отечественную, собрались все жители села на про¬воды парней в армию. В морозном воздухе взвился чей-то звонкий и чистый голосок: "Нет войны, вы вернетесь живые…" Я заметил, как вдруг окаменело лицо Торгунакова. О чем он подумал в эту минуту? О боевых побратимах, что остались лежать на берегу чу¬жого хмурого Одера, или, быть может, вспомнил себя, восемнадца-тилетнего, когда отсюда, с околицы, с легким, как пушинка, вещ¬мешком, уходил на фронт?
-Хорошая песня, с новым смыслом, - раздумчиво сказал Петр Филиппович, - когда девчата оборвали мотив. – Нынче матерям и невестам можно быть спокойными за сыновей и женихов.
- А вот и наследники коммунаров, - Торгунаков кивнул на группу старшеклассников, проходивших мимо памятника четким строевым шагом. – Зайдемте к дяде Мише Шаталову, члену нашей первой коммуны, - он свернул с дороги и размашисто зашагал по свежему скрипучему снегу.
На окраине села, где когда-то шумела мельница, стоят два кре¬стовых дома. Время оставило на них свой отпечаток: потемнели бревенчатые стены, осел фундамент, потрескались наличники. Гордо возвышаясь на пригорке, они как бы рассказывают о драма¬тической судьбе первых коммунаров Колеула. Осенью 1920 года двенадцать бедняцких хозяйств добровольно объединились в ком¬муну "Новый мир". Возглавил ее бывший матрос большевик Нико¬лай Мартынович Авсиевич. в числе первых в нее вступили Иван Кашин, Иван Конинин, Павел Ганьшин. В хозяйстве было три де¬сятка лошадей, несколько конных плугов, деревянные бороны и жатки. Дела шли в гору. Уродила на зависть богатеям пшеница, хорошим был приплод скота. Для подведения итогов коллектив¬ного труда коммунары собрались на сход.
-Заседали до глубокой ночи, - вспоминает Михаил Романович Шаталов. – Горячо обсуждали планы на новый год, советовались, какой клин засевать, что из инвентаря купить, сколько мануфак-туры приобрести, какие семена заложить. Мечтали о тракторе. Рас¬ходились радостные, возбужденные.
Под утро налетели олиферовцы - банда из белогвардейского отребья. Отряд возглавлял поручик Жуков, известный в округе го¬ловорез. Коммунаров поднимали с постелей и в жгучий мороз по-лураздетыми выталкивали на улицу. Председатель коммуны Ав¬сиевич потребовал освободить товарищей. В ответ – град ударов. Палачи рукоятками наганов изуродовали ему лицо. Николай Мар-тынович крикнул:
-Коммунисты не сдаются! За нас отомстят!
Каратели бросили на подводы девятерых коммунаров.
-Трогай! – приказал конвойным поручик.
И тут на дорогу выбежал семнадцатилетний сын Ивана Кашина – Сергей.
-Я тоже коммунар! – крикнул он.
-Хватайте гаденыша! – раздались голоса бандитов.
Неподалеку от Колеула, за поскотиной, олиферовцы зарубили коммунаров шашками.
-Их имена выбиты на нашем обелиске, - говорит Торгунаков. – Там же на плите – 149 фамилий воинов, павших на полях минув¬шей войны.
Я читал эти имена: тридцать Торгунаковых, двадцать семь Кузнецовых, тринадцать Баженовых, пятеро Кожаковых…
-С детворой у меня дружба особая, - говорил по дороге в школу Петр Филиппович. – Это народ любознательный, восприим¬чивый, и когда, если не в этом возрасте, нужны добрые посевы. Ребятня непременно требует, чтобы я всегда был, что называется, при параде. С орденами, дескать, и рассказ про войну всамделиш¬ным становится. И я их понимаю. Мальчишки во все времена оста¬ются мальчишками.
Несловоохотливый, он, как мне показалось, говорил трудно, нелегко подыскивал точные слова, но то, о чем говорил, было ос¬новательным, прочувствованным до конца.
В школьном фойе неугомонная "продленка" сразу взяла Тор¬гунакова в плотное кольцо. Мальчишки восхищенно рассматривали Золотую Звезду Героя Советского Союза, ордена и забрасывали вопросами.
А когда на школьном митинге ветерану вручили знак " За отли¬чие в службе" и Почетную грамоту, по рукам учеников пошла еще и другая грамота, ставшая реликвией. Она украсила бы любой му¬зей. Фон грамоты размером в газетный лист выполнен небесной лазурью, вверху, в переплетении гвардейских лент, чеканные слова: "Наше дело правое! Мы победили!", а по бокам и внизу символи-чески изображена ударная сила армии – победительницы: артилле¬рия, танки, самолеты. Текст гласит: " Гвардии старшина Герой Со¬ветского Союза Торгунаков Петр Филиппович, приказами Верхов-ного Главнокомандующего Маршала Советского Союза товарища Сталина №№ 219, 225, 248, 251, 270,305, 340, 366, 368 за отличные боевые действия Вам объявлены благодарности: за прорыв обо-роны немцев западнее Сандомира, за овладение городом Ченсто¬хов, за выход на реку Одер, за овладение городом Оппельн, за про¬рыв обороны немцев на реке Нейсе, за овладение городом Дрезде¬ном, за форсирование реки Одер, за прорыв обороны немцев юго-западнее Оппельна, за освобождение города Праги".
Эту грамоту вручил Торгунакову в День Победы командир 15-й гвардейской стрелковой Харьковской ордена Ленина Краснозна¬менной, орденов Суворова и Кутузова дивизии генерал-майор П. Чирков. За пять неполных месяцев 1945 года – девять благодарно¬стей от Верховного Главнокомандующего. Такое надо заслужить.
Изба Петра Филипповича – недалеко от реки. Стоит сделать сотню шагов, перевернуть отдохнувшую за зиму "долбленку" - и гуляй себе по волнам. Хочешь в Таежную Александровку – иди вниз, и Кия, подхватив утлое суденышко, описав несколько колен, вновь принесет тебя едва ли не к самым колеульским берегам. На¬думал завернуть в Заборье или в Таежную Михайловку – тут про¬тив течения подняться надо, а потом суши весла и любуйся тайгой, могучими кедрами и стройными тополями. Каждую водную до¬рожку, каждый поворот Кии с малых лет изучил Петр Филиппович.
Я хорошо знаю этот дом со светлой горницей и прихожей, рус¬ской печью и палатями. В этот раз, как и прежде, Лидия Ануфри¬евна – жена Торгунакова, хлопотала над свежезамороженным на¬лимом, а я рассматривал фронтовой альбом ветерана. По снимкам, сделанным корреспондентами газет и любителями-фотографами в минуты отдыха после боя, можно представить, где воевал, какими дорогами шел к победе храбрый сибиряк.
-Да, это пейзаж Северского Донца, - поясняет Петр Филиппо¬вич. – Здесь, южнее Изюма, мы встретили сильный опорный пункт противника. Под прикрытием артогня переправились на другой берег, взобрались на кручу и – в обход монастыря. Божий храм был окружен дотами и дзотами. Место высокое, отсюда хорошо просматриваются окрестности. Тяжело нам пришлось тогда. Я при-крывал "максимом" наступление роты, метров с двухсот бил по амбразурам. С первой ленты удалось "потушить" огонь дзота. Ре¬бята вздохнули: "Ну, все, вырвали жало, теперь – вперед!" А фа¬шист - он тоже не лыком шит – организовал круговую оборону, что позволило ему долго продержаться. Мы потеряли немало бойцов, но все же выбили гадов. За этот бой мне вручили медаль "За боевые заслуги"…
Что ни снимок, то форсирование рек: Северский Донец, Днепр, Днестр, Одер, Нейсе. На фотокарточке с пожелтевшим глянцем – трое. Все в старшинском звании, в лихо заломленных пилотках. Юное лицо, с чуть припухшими веками и миндалевидным разрезом глаз, узнается сразу.
-А тут на карточке, - Торгунаков склонился над альбомом, - слева от меня командир отделения автоматчиков Володя Плеси¬нов. Закадычный дружок, бедовый парень. Уже в Германии фото-графировались. После Одерской операции.
-За которую и представили к званию Героя?
-Точно. Я был в то время помощником командира взвода. На¬чальник штаба дивизии поставил перед нами задачу: пройти в расположение врага, отвлечь на себя его внимание, а батальон 50-го полка должен в это время форсировать Одер.
Это был конец января. Петр взял с собой расчет станкового пу¬лемета старшего сержанта Филиппова. Над рекой закипали ночные сполохи от орудийной стрельбы, падал редкий снег, с низины тя¬нуло влагой – на льду Одера мутными пятнами проступала вода. Надо было переправиться на левый берег и замаскироваться у дамбы.
По хлюпающему снежному крошеву группа Торгунакова в маскхалатах двинулась кратчайшим путем к дамбе. Достигнув ука¬занного квадрата, бойцы окопались. По данным разведки, немцы находятся неподалеку, в трехстах метрах. Сюда, к дамбе, должна выдвинуться рота капитана Савельева, а до подкрепления плацдарм приказано удержать Торгунакову. Петр неотрывно всматривается в полоску земли, которая отделяет его группу от гитлеровцев. Мед¬ленно наплывают сумерки. Передвижения фашистских солдат можно заметить лишь в те короткие мгновения, когда полусфера неба озаряется всполохами от уханья дальнобойных пушек. Косые, пунктирные нитки снега давно оборвались. Желтое пятно солнца растаяло в дымной сини, предвещая хороший день.
И вдруг над пузырчатыми взгорками слежавшегося снега поя¬вились неприятельские фигуры. Торгунаков, отстранив Филиппова от ручек пулемета, сказал:
-Открывай коробки, слушай мою команду.
Захлестал свинцом "максим". Петр методично разворачивал дуло пулемета. Настильный огонь. Верно ли летят пули? С ходу начали стрелять и немецкие автоматчики. Ударили вражеские ми-нометы. Ленту за лентой выпускает Торгунаков и плотнее вжима¬ется в снег. Час, второй, третий… И тут впереди стало как-то пус¬тынно. "Удирают фрицы!" – радостно воскликнул Филиппов. С левого фланга донеслось "ура!" – пошла в атаку рота капитана Са¬вельева. Вскоре двинулась артиллерия, потянулись войска. Петр спустился к реке. При ярком дневном свете он видел ее впервые. Молчаливую, чужую, совсем не похожую на его родную Кию.
В наградном листе заслуги Торгунакова описаны так: "23 ян¬варя 1945 года в момент прорыва вражеской обороны и при форси¬ровании реки Одер в районе селения Фаундорф, что севернее го-рода Оппельн, выполняя обязанности командира пулеметного взвода, товарищ Торгунаков проявил себя бесстрашным волевым командиром. Выдвинувшись со своим взводом вперед, огнем пуле¬метов Торгунаков отсек путь контратакующей пехоте противника к батальону. Со своим взводом он отразил три контратаки, уничто¬жил до 200 немцев. Это дало возможность батальону закрепиться без потерь на левом берегу Одера. Достоин присвоения звания Ге¬рой Советского Союза…".
В альбоме со старомодными овальными уголками я увидел еще одну реликвию – листовку политотдела 15-й гвардейской дивизии. "Группа Торгунакова, - говорилось в ней, - пробиралась во враже¬ский тыл. Разведчики подползли вплотную к огневой точке про¬тивника. Внезапный бросок и гвардии старшина Торгунаков рядом с неприятелем. Сильная рука гвардейца хватает пулемет, отшвыри¬вает его в сторону. Немец пытается бежать, но тут же падает под¬сеченный автоматной очередью. Торгунаков вытаскивает из окопа второго фашиста. Пытаясь обмануть разведчиков, фриц притворя¬ется мертвым, но трудно провести гвардейцев. Старшина Торгуна¬ков – мастер смелого поиска ночью. Он неслышно пробирается к позициям противника и как снег на голову обрушивается на врага. Он храбр и умело выполняет любую поставленную перед ним за¬дачу".
Однажды по неосторожности, вовсе не желая обидеть Торгуна¬кова, я спросил его:
-Петр Филиппович, если откровенно, не скучновато жить в да¬леком таежном селе? Вы Герой Советского Союза, майор запаса, имеете льготы на получение квартиры в любом городе страны. Хо-телось бы вам, скажем, жить на Украине или на благодатной ку¬банской земле?
Торгунаков помолчал немного, взял в руки кусочек капроно¬вой лески и, прикусив ее, сказал:
-Знаешь, в моем дворе есть колодец. Глубокий, с зеленоватым замшелым срубом. Вода в нем хрустально-чистая, вкуснющая. Пьешь и чувствуешь – зубы ломит, до того холодна, а напиться не можешь. Так вот, эта вода из родного колодца и привела меня по¬сле долгих солдатских странствий в Колеул. Служил я в городах больших и малых, современных и красивых, но сердце было здесь, на реке Кии, где дымчатые рассветы, где играет красавец язь, дур¬манит черемуха на Песчанке… А слышал, как звенит река по вече¬рам, и гогочут краснолапые гусаки за околицей… Я думаю, у каж¬дого должен быть свой родной колодец, которому нельзя изменить.
Родные места. Часто ли мы о них вспоминаем средь множества служебных забот и шума городского? И всегда ли мы находим тройку-пятак деньков для того, чтобы повернуть к отчему дому да поклониться ему, и испить чистой водицы из колодца детства? Об этом думалось на тряском сидении "газика", покидающего госте¬приимный Колеул , и еще о том высоконравственном уроке, кото¬рый преподал Торгунаков нам, офицерам послевоенного поколе¬ния.
( 10 января 2003 года П.Ф. Торгунаков умер. Похоронен в Ма¬риинске на городском кладбище.- Прим. сост.)



Анна СЕВАСТЬЯНОВА

Четырнадцать тысяч часов
без земных впечатлений
(Из биографии Героя Российской Федерации, Заслуженного во¬енного летчика СССР, полковника в отставке Прокопенко Фе¬дора Федоровича:
«Родился 5 июня 1916 года в городе Мариинске Кемеровской области. Отец - Прокопенко Федор Федотович (1873-1957). Мать - Прокопенко Марфа Ивановна (1889-1970). Супруга - Прокопенко Елизавета Степановна (1916-1996). Дочь - Проко¬пенко Раиса Федоровна (1939-1996). Сын - Прокопенко Дмитрий Федорович (1942 г. рожд.)»…

Федор Прокопенко мог стать слесарем. Если бы в 1931 году, в четырнадцатилетнем возрасте, его после школы-семилетки приняли в фабрично-заводское училище. Не приняли, ибо был он тогда маленького роста и не мог дотянуться до слесарных тисков. Федор Федорович Прокопенко дотянулся до неба. И стал живой легендой отечест¬венной военной авиации. Свидетелем, участником и Героем ее истории.
Более четырнадцати тысяч часов провел в небе летчик-ас — заслуженный военный летчик СССР Прокопенко. И до сих пор летает во сне… Впрочем, земных его впечатлений, если разделить их усредненно, хватило бы на сотни обычных, не геройских су¬деб…
Он, «сталинский сокол», в небе спас жизнь сыну Сталина, но не смог спасти его от земных корыстных лизоблюдов… Теряя созна¬ние и кровь, на жестоком морозе он долгие часы полз от разбитого истребителя к своему фронтовому аэродрому, чтобы потом, после «палаты безнадежных» и почти двух месяцев «вытяжки», с трой¬ным переломом позвоночника и пробитой головой, вернуться в полк и окончить войну в небе над Берлином. Но никогда не ползал и не вытягивался ради карьеры. Шестнадцать лет он прослужил на генеральских должностях, но окончил военную службу в 1976 году с двадцатипятилетним кадровым только полковничьим стажем…
Звезда Героя за фронтовые подвиги (включая шестнадцать сби¬тых вражеских самолетов) нашла его лишь 8 мая 1995 года. Ее из рук московского мэра Юрия Лужкова он получил с трехцветной муаровой лентой на планке. Но на следующий день, шагая по Красной площади в строю ветеранов-победителей, он был уже Ге-роем Советского Союза, который, собственно, и защищал всю свою военную жизнь. Ленточку над золотой звездой он заменил на крас¬ную…
Федор Федорович раскладывает фотографии, на которых — славная история страны и ее разнородной авиации. Фотовиньетки с лицами выпускников и преподавателей различных аэроклубов и школ, групповые снимки, запечатлевшие людей очень знаменитых и скромных героев Великой Отечественной, послевоенных лет… Большой портрет генерал-лейтенанта авиации Василия Иосифовича Сталина, датированный 1946 годом, подписан: «Жизнь — это Ро¬дина. Спасибо за жизнь. За жизнь обязан тебе».
Вглядываясь в фотографии, Прокопенко надевает очки:
— Зрение уже не то — один глаз после операции видит, да и тот — не совсем порядочно. Но, знаете, физически себя чувствую — я бы взлетел!
И это отнюдь не кокетство. После своего восьмидесятилетия — с разрешения руководства КБ Миля — Федор Федорович собирался подняться в воздух, управляя вертолетом. К сожалению, тогда не получилось из-за личных обстоятельств: умерла жена, за ней — дочь… Но все, кто знает Прокопенко уверены, что он сможет взле¬теть и в девяносто. Кстати, он до сих пор работает — ведущим ин¬женером опытного конструкторского бюро Московского вертолет¬ного завода имени Михаила Леонтьевича Миля. Не просто прихо¬дит на работу — по-настоящему работает! И с Милем он работал…
В 1933 году в Сибирском городе Тайга, где Прокопенко закан¬чивал школу-семилетку, был организован первый в Сибири желез¬нодорожный аэроклуб — со звеном самолетов У-2.
— Когда я стал курсантом аэроклуба, путевку в жизнь как лет¬чику мне дала женщина — Валентина Ивановна Мащеева — одна из первых летчиц в Сибири. По выпуску — нас было четырнадцать человек — меня наградили значком «Ударник сталинского при¬зыва» и оставили инструктором.
В 1935 году я попадаю в ОШПА — Ульяновскую летную школу ОСОАВИАХИМа. Уже с приличным налетом инструктора-летчика. Программа мне давалась легко. Освоил самолет Р-5. В 1936 году окончил эту Объединенную школу пилотов и авиатехни¬ков. Там меня снова оставили летчиком-инструктором. 10 января 1937 года мне присвоили первое офицерское звание — лейтенанта запаса. В этой школе, что памятно, я познакомился с курсантом Елизаветой Степановной Аксеновой, которая в 1938 году стала Прокопенко. Вместе мы прожили 60 лет…
В 1938 году меня перевели в Великие Луки — в аэроклуб на должность командира звена. Оттуда перешел в Подольский аэро¬клуб, где моя жена была начальником учебно-летного отдела и ин¬структором. Хорошим инструктором: среди ее воспитанников — четыре Героя Советского Союза. Например, генерал-лейтенант авиации Базанов, Панов… Сама она не попала на фронт только по¬тому, что у нас была грудная дочь…
А знаете с чего начался мой путь в истребительную авиацию? В 1938 году на обложке журнала «Самолет» я впервые увидел изо¬бражение истребителя И-16. Тогда это был сильнейший в нашей стране истребитель. Именно на нем, кстати, с началом войны и пришлось прикрывать Севастополь. Так вот, когда в Подольске председатель экзаменационной комиссии, перед тем, как оценивать курсантов моих групп, проверил мою технику пилотирования, то задал вопрос: «Что ты тут делаешь? Ты же истребитель. Пойдешь в истребители?» За живое задел. А как я могу пойти в училище, бу¬дучи офицером, хотя и в запасе? Он говорит, побеседуем, мол, с комиссией, а ты сам промолчи насчет офицерского звания. Так я попал курсантом в Качинское летное училище, основанное еще под Петроградом великим князем Александром — вначале в качестве теоретического учебного заведения. Стал старшиной эскадрильи.
Конечно, инструкторы быстро догадались, что я офицер. На проверке техники пилотирования выложился… Но так до конца и оставался курсантом. Сдал все на «отлично» и вторично получил лейтенанта. Узнал, что оставляют летчиком-инструктором. А я хо¬тел в строй. Но начальник училища комбриг Василий Иванович Иванов говорит, этого, мол, старшину четвертой эскадрильи, кото¬рый помнит фамилии двухсот сорока своих курсантов и быстрее всех бегает кросс, не отпускать. В общем, остался я в училище ко¬мандиром звена с присвоением звания старшего лейтенанта. И вскоре началась война…
В ночь с 22 на 23 июня 1941 года над нашим лагерем на малой высоте прошел Ю-88. Там восемь домиков в линеечку. И он ровно так кладет бомбы. Но с перелетом в 250 шагов. Если бы не перелет — на этом бы война для нас закончилась.
Через несколько дней на базе училища был создан полк на И-16, который прикрывал Севастополь. Старший лейтенант Проко¬пенко тогда совершил около десяти боевых вылетов. Один из них мог оказаться последним.
Ему так хотелось достать немца. Но на высотомере — 6200 метров, кислорода в кислородном оборудовании «ишачка» нет, а до «юнкерса» еще минимум полтора километра. Кислородное голода¬ние быстро уложило летчика в приятный сон — истребитель вошел в крутой штопор. Проснулся он, когда до воды оставалось не больше полукилометра. И вывел машину из падения.
12 июля 1941 года училище передислоцировали в Красный Кут, а Федор Прокопенко стал командиром экспериментального звена: летчики пересаживались с И-16 на Як-1. Из двухсот сорока человек он отобрал тридцать лучших и начал переучивание… В это же время Василий Сталин как начальник инспекции ВВС, одновре¬менно командовавший авиационной группой, формировал 434-й истребительный авиаполк (номер перешел от части, разбитой на Ленинградском фронте). Девятерых летчиков из Качинского учи¬лища, в основном — командиров звеньев, взяли в этот полк. Среди них был и Прокопенко.
Некоторые «историки» «подсчитали», что полк, долетевший с боями до Берлина, за всю войну уничтожил 34 самолета против¬ника. Федор Федорович Прокопенко поясняет, что, действительно, столько вражеских машин и было сбито. За один день — в сталин¬градском небе. А всего — 534 самолета. После сталинградских боев полк стал 32-м гвардейским. В авиагруппу же входило еще два полка.
Рассказывая о своих взаимоотношениях со Сталиным, Федор Федорович уточняет, что не он был в Качинском училище основ¬ным инструктором Василия, а Константин Маренков. С Проко¬пенко же курсант Сталин осваивал самолет И-16.
— Да, грязи на Василия Сталина вылито очень много…
После того, как он освоил И-15, заявил: «Пока не освою И-16 никуда из училища не уйду!». Вот тогда-то он попал в нашу эскад¬рилью. Я с ним летал четыре или пять раз на УТИ-4. И-16 он, надо сказать, осваивал классически, отлично. В марте 1940 года лейте¬нант Сталин успешно освоил И-16 и окончил Качинское училище. Уходит в 16-й истребительный авиационный полк в Люберцы. Пе¬ред началом войны он уже капитан — на курсах командиров авиа¬эскадрилий в Липецке. Кому это надо?.. А в 1942 году — полков¬ник Сталин. Начальник инспекции Военно-Воздушных Сил. С этого периода и до конца войны я его хорошо знаю — все его плюсы и минусы. И подножки он мне ставил, и помогал. Как к лет¬чику он ко мне относился с уважением, но как человека временами мог ненавидеть. Почему? Потому что я ему не давал безобразни¬чать…
Я всегда старался придерживаться поговорки «Будь подальше от царей — голова будет целей».
Собственно, ведь и инспекция ВВС была создана подхалимами — для Василия. Кому она как таковая нужна в войну?.. Другое дело, что он создал авиагруппу и сам воевал. Почему он мне под¬писал портрет? Потому, что мы вместе летали, и я дважды выбивал у него из-под хвоста противника. Много летать ему не давали — уговаривали, мол, не надо, Василий Иосифович; у вашего отца старший сын погиб… Он соглашался, а сам своевольничал — ле¬тал. У него — три сбитых самолета. Два Ме-109 я видел лично.
Прокопенко честно заслужил не только портрет с благодарно¬стью за дважды спасенную в небе жизнь боевого товарища, но и все свои награды — полученные и затерявшиеся. Орден Ленина, три — Красного Знамени, три — Красной Звезды… Есть у него и номерной знак летчика-аса — за шестнадцать сбитых самолетов.
В конце войны он, фактически будучи инвалидом, сменил ис¬требитель на тихоходный По-2, но остался в своей истребительной дивизии — старшим штурманом. Войну майор Прокопенко окон¬чил в Берлине.
Майор запаса Прокопенко устроился начальником Подольского аэроклуба. В 1947 году его как-то вызвал к себе председатель ОСОАВИАХИМа Кобелев, и после беседы направил на медицин¬скую комиссию. Результат прохождения той комиссии оказался феноменальным: Федора Федоровича признали годным к летной работе без ограничений! Сказались тренировки, коими Прокопенко лечил и закалял травмированное тело. Но главным, все-таки, был могучий здоровый дух сибиряка. Правда, как признался Федор Фе¬дорович, по поводу остроты зрения он схитрил: выучил побуквенно всю контрольную таблицу…
В том же году Федор Прокопенко и его пилоты (все бывшие боевые летчики-истребители) на десяти самолетах Як-11 участво¬вали в параде в честь Дня Воздушного Флота. В сентябре 1947 года его вторично призвали в кадры военной авиации — с присвоением звания подполковника.
Его всегда тянуло непосредственно в строй. И он почти до¬бился назначения на транспортный авиаполк, командиром, когда… судьба вновь свела его с Василием Сталиным в здании штаба на столичном Ленинградском проспекте. На этот раз Василий Иоси¬фович предложил Федору Федоровичу осваивать… вертолеты.
— Предлагая осваивать мне, истребителю, новую винтокрылую технику, Василий поступил мудро: дал билет на футбол. И я, по¬прощавшись, пошел на московский стадион «Динамо».
Именно там он впервые увидел, что может вертолет. Машина появилась над стадионом неожиданно и, стрекозой зависла над са¬мым центром футбольного поля. Из вертолета по длинной лестнице сошел человек с цветами для футболистов… Вскоре приказом Главного маршала авиации Вершинина Прокопенко был назначен заместителем командира отдельного полка вертолетов Ми-1. В 1951 году на базе полка создали Центр по переучиванию летного состава на вертолеты — Федор Федорович стал его начальником. И молодым полковником. С тех пор его жизнь связана с винтокрылой авиацией. За это время он освоил, пожалуй, все типы милевских машин, лично подготовил сотни высококлассных специалистов (только на «своем» Ми-24 — сорок два человека) и вообще внес неоценимый вклад в становление и развитие боевой винтокрылой авиации. Впрочем, этот вклад по достоинству оценили: сначала, например, в Афганистане, а затем — в Чечне. Причем, эффектив¬ность боевого применения авиации, которую ныне называют ар¬мейской, вряд ли попытается оспорить кто-либо из воевавших там…
(2003 г.)
.
Лев КУРМЫЦКИЙ

Помнит солдат
Большая война напоминает о себе по-разному. Много лет спустя мать находит своего сына. В непримет¬ном, всеми забытом подвале обнаруживается склад артиллерийских снарядов. А Семену Митрофановичу Демченко, кузнецу совхоза "Победитель" Мариинского района, в конце 1969 года вручили ор¬ден Славы первой степени.
В ту ночь долго не мог заснуть совхозный кузнец. нахлынули воспоминания. . .
Железнодорожная станция Царь-Константиновка. Громыхая, торопливо уходят на восток составы. В вагонах люди, оборудова¬ние. Много эшелонов с ранеными. Долгим взглядом провожает каждый поезд оператор Семен Демченко. Гул войны все ближе, все явственнее. На семейном совете решили: ехать.
За поездом, на который наспех устроилась семья Демченко, следовал только паровоз с двумя вагонами – в них команда под¬рывников.
Но не удалось уже вырваться из огненного кольца. У станции Ясиноватой показались танки, а в Мариуполе гитлеровцы высадили десант.
Вернуться в родное гнездо было опасно. Решили переждать ли¬холетье в селе Гайчул, у брата отца Василия Афанасьевича.
На первых порах здесь, в стороне от больших дорог, было тихо. Но вскоре и сюда пришел "новый порядок". Появились "грабо-ко¬манды" вольных заготовителей, начали бесчинствовать полицаи, молодежь погнали в Германию.
Семен вместе с друзьями, такими же молодыми парнями, прыгнул в один из проходящих через ближний переезд поездов. У станции Знаменка, спрыгнули, зашли к знакомому леснику. Он на¬мекнул, куда следовало бы пойти. И вот на лесной поляне в ночной тишине прозвучал грозный окрик:
- Стой! Кто идет? Пароль!
В апреле 1943 года вступил Семен Демченко в партизанский отряд, действовавший на территории Киевской, Винницкой и Ки¬ровоградской областей. Тогда в отряде насчитывалось 18 человек, но к лету того же года, после объединения с соседями, отряд насчи¬тывал полторы тысячи бойцов и стал грозой гитлеровцев.

Боевое крещение Семен Демченко получил в конце июля 1943 года. В деревне Буки партизаны разгромили полицейскую управу, отомстив за предательское убийство двух товарищей.
Под ногами оккупантов горела земля, хозяевами родных лесов оставались советские люди. Однажды 11 партизан расположились на отдых в деревенской хате. Днем из соседнего села на 15 подво¬дах нагрянули гитлеровцы. Рассчитывая на безнаказанность, они врывались в дома, хватая все, что попадет под руки. И вдруг грянул залп. Партизаны по-своему встретили непрошеных гостей.
10 октября 1943 года немцы мертвой петлей охватили лес Зе¬лена Брама. Дислоцировавшийся здесь партизанский отряд попал в окружение. При поддержке артиллерии тройная цепь врага начала прочесывание. У Ялдошина яра, глубокой балки, партизаны заняли круговую оборону. Дубы толщиной в два обхвата служили им на¬дежным укрытием. Около трех часов длился бой. Все атаки про¬тивника были отбиты. А затем отряд народных мстителей с криком "ура!" сам бросился вперед, пустив в ход гранаты. Внезапный удар решил исход сражения. Враг дрогнул, отступил. Под покровом темноты отряд перебрался в Пеховский лес, совершив за ночь пя¬тидесятикилометровый марш.
Бессильны были оккупанты подавить бурю народного гнева, даже в далеком тылу они не чувствовали себя хозяевами положе¬ния. А с востока неотвратимо двигались советские войска. 20 ян-варя 1944 года фашисты у села Ольшанки на Киевщине оказались между двух огней. Отступая под ударами Советской Армии, в рай¬оне сахарного завода они наткнулись на засаду партизан. Немногим "завоевателям мира" удалось в тот раз унести ноги.
Партизанские отряды стали пополнением регулярных частей. В автоматной роте 21-го полка одной из дивизий 38-й армии приба¬вился бывалый боец Семен Демченко. Он участвовал в уничтоже-нии Корсунь-шевченковской группировки немцев. Был ранен в ногу, отлеживался в полевом госпитале, который находился в де¬ревне Моринцы, а затем вернулся в строй. Месяц учился на радиста и вместе со своей новой частью попал в Румынию.
Контрудар гитлеровского командования по шоссе из Ясс на Кишинев успеха не имел, но движение советских войск вперед приостановилось. Семен Демченко был тогда в 656 полку 116 ди¬визии, которую включили в группу прорыва.
В жаркий летний день началось наступление. Яссами овладели с ходу. За три часа с боем прошли 18 километров. Отделение раз¬ведчиков Семена Демченко получило приказ занять высоту 186. Мешали вражеские пушки. Они подбили нашу самоходку. Про¬изошла заминка. Укрываясь в воронках, восемь солдат незаметно обошли пункт сопротивления противника и внезапным
ударом уничтожили группу немецких пушкарей. Путь для дальнейшего продвижения части был расчищен. После ликвидации Ясско-Кишиневской группировки врага, часть, в которой воевал Семен Митрофанович, отвели на переформирова¬ние. Здесь командир полка полковник Степанов перед строем вру¬чил С.М.Демченко орден Славы 3-й степени.
Бесконечны фронтовые дороги, по которым довелось пройти советским воинам. И каждый шаг по этим дорогам отмечен бес¬примерным мужеством. Кто сегодня не знает о реке Нейсе? Именно по ней после Победы проходила граница мира. А Семену Митрофановичу она особенно памятна. Бойцы его отделения два¬жды, и оба раза первыми, переправлялись через Нейсе.
Разведав брод, потом целый день отлеживались на чужом бе¬регу, под огнем противника. Ждали, когда начнется наступление.
Первый бросок наших войск немцам удалось приостановить.
Рано утром от берега, занятого советскими войсками, отчалила резиновая лодка: отделение Демченко снова пошло вперед. Оско¬лок разорвавшейся близко мины пробил лодку. Солдаты кинулись вплавь. Они перетащили трос и под прикрытием ураганного огня советской артиллерии навели переправу. На этот раз удар наших войск был сокрушительным.
Выгодный рубеж занимали немцы в районе деревень Зейхау и Вильмансдорф. В их руках была высота, которая вклинивалась в расположение наших частей. С нее просматривались и прострели-вались тылы. Высоту надо было захватить.
Солнце еще висело над горизонтом, когда Демченко и два бойца его отделения – Покатилов и Чистов – отправились в очеред¬ной поиск. Двигались осторожно. Рядом был молодой лесок. Опыт¬ный глаз разведчиков сразу различил притаившиеся в нем дально¬бойные немецкие орудия.
- Пушки! – выдохнул Чистов.
- Не показывать виду, что заметили, - распорядился Семен Митрофанович. - Не смотреть в ту сторону. Спокойно. Идем дальше.
Он понял, что противник приготовил засаду для советских тан¬ков. Для немцев главное – сохранить ее в секрете. Демченко не ошибся. Шли на глазах у гитлеровцев в полный рост. У высоты в окопчике взяли двух вражеских солдат. Пленных вели мимо того же леска, и опять ни одна ветка не шелохнулась. А утром, перед наступлением, по засекреченной батарее врага ударили "катюши". . .
Прямо в разгар наступательных боев в апреле 1945 года Семена Митрофановича вызвали в штаб дивизии, и комдив генерал-майор Смирнов вручил ему орден Славы 2-й степени.
Не легок ратный путь. И нехитро понять солдат: чем яснее ви¬ден конец войны, тем нетерпеливее они его ждут. 8 мая 1945 года командир дивизии сказал бойцам:
- Перед нами город. Крепкий орешек. Возьмем его – конец войне.
В яростном порыве поднялись в атаку советские воины. Но огонь танков и зенитных орудий прижал их к земле.
- Выяснить немедленно, где засели эти последыши! – крикнул комдив.
Разведгруппу из шести человек возглавил Демченко. Широкую ложбину, окруженную лесом, обошли справа. С удвоенным внима¬нием осматривали каждый куст, каждое дерево. Вдруг Покатилов схватил Демченко за плечо и показал глазами на стоящую впереди сосну. На ней сидел фашист. Корректировщик! Так вот кто на¬правляет смертоносный огонь! Снять его было делом секунды. Бойцы миновали балочку и . . . чуть не наткнулись на батарею зе¬ниток. Орудия, рассчитанные для стрельбы по самолетам, хищно вытянули параллельно земле тонкие длинные стволы. Их расчеты находились на своих местах. Было заметно, что вражеские артилле¬ристы нервничают. Шесть автоматов ударили дружно. В гитлеров¬цев полетели гранаты. Уцелевшие зенитчики поспешили ретиро¬ваться.
В горячности боя, разведчики не сразу заметили стоявшие со¬всем близко фашистские танки.
Первый танковый снаряд разорвался недалеко. Но никого не задело.
- Отходить! – крикнул Демченко.
Вступать в схватку с бронированными машинами горстке лю¬дей было бессмысленно. Данный ей приказ разведгруппа уже вы¬полнила. Рванул землю второй снаряд, и Демченко почувствовал, что-то тяжело ударило по ноге. Сделал один шаг, другой. . . и ос¬тановился.
- Что? – подскочил Покатилов.
- Ранило. . .
Бойцы подхватили командира, помогли ему добраться до своих.
Первый день мира Семен Митрофанович встретил в госпитале, не подозревая, что представлен к высокой награде.

Михаил КОРОЛЕВ
Две встречи
Военные действия происходили в предгорьях Карпат, в районе города Жмеринка. Стоял август 1944 года, и я вместе со своими бойцами вел бой за сопку 720. Она господствовала в ближайшем окружении, а это было очень важно.
Наш первый взвод был, выдвинут вперед боевых порядков, с целью предупредить действия противника. До подножия сопки ос¬тавалось около километра, местность просматривалась хорошо, и мы исправно несли дозорную службу.
Днем один из наблюдателей мне доложил, что на нейтральной полосе со стороны противника идет человек. Мной была дана ко¬манда усилить наблюдение и разбудить командира взвода, отды-хавшего после ночного дежурства.
Мы были так хорошо замаскированы, что нас не могли обна¬ружить ни с земли, ни с воздуха. Когда этот человек, а был он в военной форме, подошел на расстояние досягаемости голоса, ему было приказано приблизиться к нам. Что он и сделал без колеба¬ний. . .
Когда незнакомец подошел, при нем оказался самодельный че¬модан из фанеры и винтовка венгерского образца без патронов. На крышке чемодана четко просматривались адреса отправителя и получателя. Видимо, когда-то он был отправлен багажом. На наши вопросы незнакомец пояснил, что после ранения находился в гос¬питале, а теперь разыскивает свою воинскую часть. В доказатель-ство представил нам справку о ранении и красноармейскую книжку.
Командир взвода лейтенант Веселов поручил мне и еще двум солдатам сопроводить пришельца к командиру роты. Все это про¬исходило около блиндажа в лощине, и к нам подошли еще солдаты. Один из них задал вопрос незнакомцу: а где ты взял этот чемодан? Неизвестный заерепенился, начал что-то объяснять обидчиво. То¬гда солдат и врезал ему напрямую: так это чемодан моего соседа, из села, что в ста километрах от Киева.
Неизвестный моментально преобразился, перешел на веселый тон, дескать, проходил в тех местах без вещевого мешка, вот селяне и одарили его пустым чемоданом. На этом все и кончилось, мы с солдатами ушли в свое расположение.
Через два дня командир взвода Веселов сообщил мне, что нами был задержан крупный вражеский шпион. А через сутки на ней¬тральной полосе на большой скорости пронесся грузовик-полу¬торка в сторону города Жмеринка, но подорвался на мине. В этот момент со стороны фашистов по месту взрыва зачастил артилле¬рийский обстрел. Все наше внимание было направлено на проис¬ходящее, и мы не заметили, как с тыла подкатил американский "Виллис" и поднырнул под мостик, перекинутый через протекаю¬щую неподалеку речушку.
Буквально через считанные минуты подбежал солдат и сооб¬щил, что меня срочно требует к себе командир взвода. Одним рыв¬ком преодолел расстояние до моста и был немало удивлен: около речушки расхаживал взволнованный командир дивизии полковник Васильев.
Не знаю, о чем они беседовали раньше, но командир взвода по¬ставил передо мной задачу: собрать отделение солдат и обследо¬вать место, где подорвалась полуторка.
- Шпиона надо взять живым или мертвым, - добавил полков¬ник, - он очень важен для нашей разведки.
Для большей оперативности предложил свой автомобиль и во¬дителя.
Как осторожно мы не подъезжали к месту взрыва, но враг об¬наружил наше присутствие на большаке, начался новый артобст¬рел. Шофер резко затормозил и сказал:
- Все, баста, дальше не еду, не имею права бросать командира дивизии, - развернулся и уехал.
Дальше мы пробирались по придорожному кювету, где полз¬ком, где перебежками. Наконец достигли места трагедии. Машина была разбита вдребезги, видно, мина попалась противотанковая. Вокруг воронки валялись три растерзанных трупа солдат в совет¬ской форме, артобстрел тем временем продолжался. Посоветовав¬шись со своими бойцами, решили выносить тела солдат кюветом, подальше от зоны обстрела. Но вдруг мой обостренный слух за¬фиксировал в бурьяне за кюветом стон человека. Я поднялся на бугорок. И, о чудо! Там лежал и стонал человек, которого мы за¬держали четыре дня назад. О нем, видно, и вел разговор командир дивизии.
Тела трех погибших солдат из зоны обстрела мы вынесли на руках, а заодно и покалеченного шпиона. Наверное, он был не жи¬лец на этом свете, но слышал впоследствии, что наша фронтовая разведка выколотила из него очень важные сведения. А я за эту операцию был представлен к медали "За отвагу".


Николай ТЕРЕНТЬЕВ

Пусть будет вечный мир

Н а ф р о н т
Тоскливо и хрипло разрезал воздух паровозный гудок, лязгнули вагонные буфера и, воинский эшелон тронулся. Мимо медленно проплыли знакомые с детства низенький деревянный вокзал, паровозное депо, небоскреб водонапорной башни. . .
Поезд набирал скорость, оставляя позади родной уголок его, Георгия Санькова, земли – старенький, приземистый Мариинск. Лежа на верхних нарах теплушки и глядя в открытый вагонный лючок на убегающие поля, колки и будки путевых обходчиков, Георгий перенесся мысленно на несколько лет назад.
. . . Судьба Гошку Санькова не баловала. Четырнадцати лет от роду остался он без отца. Семейный бюджет не позволил юноше продолжить учебу, и после окончания семилетки он начал работать учеником бухгалтера на ликероводочном заводе. Бухгалтерская наука давалась пареньку легко, и вскоре его назначают помощником бухгалтера, затем кассиром, а потом и бухгалтером. Работники завода избрали молодого энергичного бухгалтера своим профсоюзным вожаком.
В тридцать девятом году горком комсомола направил Георгия на работу в управление сибирских лагерей, где ему определили должность инспектора 2-го отдела. А через год, в октябре 1940-го, Георгия призвали в ряды Красной Армии. Службу начал при штабной батарее в 32-й Краснознаменной Хасановской стрелковой дивизии, которая стояла на дальневосточных рубежах Советского Союза. Там же и застала Георгия весть о войне. Но до самого сентября их дивизия все еще находилась на границе с Японией, и только когда стало ясно, что в ближайшее время милитаристы из Страны восходящего солнца не отважатся напасть на СССР, дивизия погрузилась в эшелоны и тронулась на передовую. И вот он, красноармеец Саньков, едет бить фрицев.

Поле русской славы
… Октябрь 1941-го. Шли ожесточенные бои на всех главных оперативных направлениях, ведущих к Москве. Это были грозные дни. На защиту столицы была направлена и 32-я стрелковая дивизия легендарного комдива Полосухина, в которой разведчиком- наблюдателем служил и Георгий Саньков. Дивизия заняла тридцать шесть километров фронта. Основные ее части расположились на прославленном Бородинском поле. На том месте, где в 1812 году стояла батарея Раевского, встал 16-й артполк, а место батареи Багратиона занял 17-й артполк.
Дивизия ждала подхода врага. Бойцы поклялись не посрамить славу русского воинства и не допустить германцев в Москву.
Позднее поэт Сергей Васильев в стихотворении "Поле русской славы" напишет такие строчки:

. . . Это здесь, на этом самом месте,
Не ходивший к страху на поклон,
Испытав всю жгучесть нашей мести,
Содрогался сам Наполеон.

Поле брани! Поле русской славы!
Это здесь, черней горелых пней,
Полегли фашистские оравы
Под огнем советских батарей. . .

- Наша дивизия, - рассказывает Георгий Петрович, - вступила в бой с врагом 20 октября. Бои были тяжелые. Немчура, хоть и выдыхалась, но перла напролом, бросая в бой последние резервы. Мы стояли насмерть, отбивая и отбивая танковые атаки противника. В один из моментов показалось, что он вот-вот прорвет наш фланг, но подоспели легендарные "катюши". После их молниеносных залпов враг отполз зализывать раны. Дивизия наша тоже была основательно потрепана неприятелем. Один артполк был уничтожен полностью, а из двух пехотных полков едва сформировали один. . .
Вот что отметил в одном из своих очерков участник обороны Москвы писатель Евгений Кригер: ". . . Был ли в этой войне свой бородинский бой? Если говорить об отдельном сражении, - его не было. Но, если помнить, что Бородинское сражение, которое
Наполеон считал своей победой, надломило мощь французской армии и стало в конечном исходе войны победой русских, победой Кутузова, то разве не было грандиозным бородинским сражением то, что происходило на далеких подступах к Москве в октябре-ноябре 1941 года, когда Красная Армия отходила под натиском фашистских танков и не сдавала без боя ни одной пяди земли, и Гитлер подошел к Москве обескровленным и покатился назад при первых ответных ударах. . . "
В битве под Москвой гитлеровцы потеряли в общей сложности более полумиллиона человек, 1300 танков, 2500 орудий, более 15 тысяч машин и много другой техники. Немецкие войска были отброшены от Москвы на запад на 150 – 300 километров.
В период контрнаступления под Москвой и зимнего наступления Красной Армии 36 тысяч бойцов и командиров были награждены за боевые подвиги орденами и медалями. Более миллиона человек получили медали "За оборону Москвы". Эту медаль с честью носит и наш земляк Георгий Петрович Саньков.

Рождение контрразведчика
В среде бойцов медаль "За отвагу" считается едва ли не самой высокой наградой Родины. Такая награда есть и у Георгия Петровича. А награжден ею он был за один драматично-комичный бой.
"Стояло затишье на передовой, - вспоминает Саньков, - и командиры подразделений устроили солдатам отдых. На опушке леса в бревенчатом строении истопили баньку. Бойцы с удовольствием смывали окопную грязь. И вдруг неожиданно со стороны нашего тыла грянули залпы. Угол бани снесло начисто, а оттуда вместе с клубами пара высыпали наружу в "платьях Адама" мои однополчане. В создавшейся панике многие из них падали, сраженные очередями немецких автоматчиков, шедших в атаку под прикрытием бронированных машин. Первыми в бой вступили штабисты и комендантская рота. Я занял позицию рядом с пулеметчиком. Атака была отбита, но противник, перегруппировавшись, вновь бросился на прорыв. Захлебнулась и вторая его атака. Неприятель отполз назад, но мы чувствовали, что следующая атака будет еще жестче и смертельной для одной из сторон. К этому времени телефонист уже успел связаться с вышестоящим штабом и передать координаты противника. И только немцы ринулись в бой, как впереди взметнулась земля, воздух наполнился гарью. И там, где только что стоял ощетинившийся и готовый к прыжку вражина, остались воронки и догорающие остовы танков – это вновь нас выручили "катюши". За этот бой пулеметчик комендантской роты был удостоен звания Героя Советского Союза, а многие, в том числе и я, получили медали".
Летом сорок второго погиб батальонный писарь-каптенармус. Тогда Георгия Петровича вызвал командир и приказал: "Ты бухгалтер, Саньков, учет вести умеешь. Тебе и карты в руки: будешь каптенармусом".
О своем дальнейшем повороте в армейской службе Георгий Петрович рассказывает так:
-Дело к зиме шло: уже снежок пробрасывал. В один из дней в мое хозяйство пришел незнакомый капитан и попросил булку хлеба. Отказать просящему грешно. Дал. К вечеру он вновь появился и попросил чего-нибудь съестного для него и напарника-подполковника и показал на дом, где они расквартировались. Вновь дал, но что-то стало не по себе. Думаю: "Кто же они такие? Как бы ни вляпаться в дурную историю". Пошел к своему командиру и без утайки все ему выложил, а от него узнал, что те офицеры прибыли к нам из контрразведки дивизии. Ох, и струхнул я тогда: "Конец тебе, Гоша, дисбат по тебе плачет за разбазаривание солдатского довольствия". Делать нечего, переступаю порог хаты, в которой разместились контрразведчики. Увидев меня, капитан протянул мне руку и представил подполковнику, а, узнав, что я пришел с извинениями, похлопал по плечу и сказал что-то ободряющее.
Вскоре я об этой встрече напрочь забыл и вспомнил, когда поступила депеша: мне и еще одному бойцу явиться в отдел контрразведки. Вновь посетили страшные мысли, но делать нечего – надо ехать.
Нас встретили два капитана. Долго беседовали, а потом мы заполнили дюжину анкет и вернулись в расположение своей части, так и не поняв, зачем нас вызывали. 28 декабря 1942 года из штаба пришел приказ откомандировать меня в распоряжение контрразведки. А там начальник подразделения, пожав мне руку, произнес: "С этого часа вы сотрудник контрразведки. Немедленно выезжайте в Можайск и приступайте к исполнению служебных обязанностей".
Пройдя определенную подготовку и получив первое офицерское звание, я приступил к новой службе. В составе оперативных групп мне приходилось выполнять различные боевые задания. Не раз и не два довелось побывать " у черта на куличках". Порой попадали в такие переделки, что и передовая показалась бы в тот миг курортом. . .
А наша 5-я армия шла и шла на запад. Позади остались Смоленщина, Орша, Витебск, Минск, Вильнюс, Восточная Пруссия. А после взятия Кенигсберга армию погрузили в эшелоны и направили на восточные рубежи Союза.

С войной покончили мы счеты
Весть о Победе догнала нашего земляка в Омске. Их воинский эшелон взорвался многоголосым: "Ура-а-а! Ура-а-а!" Были объятия, слезы радости и веселенькое бульканье "огненной водицы", перекочевывающей из алюминиевых солдатских фляжек в тару различной емкости.

И вновь, после четырехлетнего перерыва, Георгий Петрович встал на защиту дальневосточных рубежей страны. Но неудачно окончилась японская эпопея для контрразведчика Санькова: в первой же боевой операции он был тяжело ранен и с первым же санпоездом увезен в глубокий тыл. И пока он давил госпитальную койку война с Японией закончилась.
Дальнейшая мирная жизнь с врачебным заключением "инвалид 2-й группы" для Санькова пока что была не ясной. "Будь что будет!" – и Георгий отправился в Чимкент к матери, уехавшей туда во время войны.
В Чимкенте он трудился в областном статуправлении, затем в областном комитете партии, откуда вновь был призван на службу в армию. С 1952 по 1954 год служил замполитом учебного полка ПВО. А после службы вернулся на родную землю – в Мариинск.
- Иду по городу, - улыбаясь, молвит Георгий Петрович, - а на крыльце военкомата стоит военком, смотрит на меня и говорит: " Это же надо, в военкомате некому работать, а тут капитан без дела по городу слоняется. Зайди ко мне, капитан. Дело есть".
Вхожу в кабинет – и, не поверите, на столе военкома уже мое личное дело лежит.
- Не удивляйся. Я тебя ждал, капитан. Кому как не тебе занять место начальника финчасти. Принимай дела.
С той поры тридцать два года трудился Георгий Петрович Саньков начальником финчасти Мариинского военкомата. И не единожды на встречах с призывниками ветеран напутствовал их от имени фронтовиков:
" Мы завещаем вам, младое племя, построить на нашей земле такое общество, чтобы никогда люди не слышали рева падающих бомб. Пусть будет вечный МИР!"

Категория: Мариинск и Мариинцы | Просмотров: 1375 | Добавил: Терник | Теги: Мариинцы, великой, годы, Очерки, людях | Рейтинг: 0.0/0

Всего комментариев: 0
Имя *:
Email *:
Код *:
 

2